Представители ленинградской общественности попросили председателя Ленсовета, народного депутата СССР Анатолия Александровича Собчака в своем плотном графике изыскать один час. Речь шла о том, чтобы именно он вручил Золотую Звезду Героя и орден Ленина дочерям Александра Ивановича Маринеско.
— Сочту за честь, — ответил председатель Ленсовета.
30 августа этот торжественный акт состоялся. И Золотую Звезду Героя, и орден Ленина дочери тут же передали представителям Центрального военно-морского музея — на вечное хранение.
Прижизненный и посмертный скорбный путь легендарного подводника наконец завершен.
За два с небольшим года это седьмая (!) публикация о Маринеско в «Известиях». Началось, напомню, с частности. Матросы и офицеры воинской части в Лиепае пустили по кругу шапку, скинулись на памятник Александру Маринеско, своему любимцу. Открывали памятник пышно: митинг, парад, гимн. А буквально через неделю прибыли представители Политуправления ВМФ, совершая инспекторский обход, увидели монумент. Ночью, по-воровски, фамилия была содрана. «Надругательство», «осквернение», «вандализм», «глумление», «святотатство» — так оценили этот случай тысячи читателей.
История с памятником — лишь следствие. Нужно было разорвать весь порочный круг, и единственный акт, который мог поставить все на свое место, оградить легендарного подводника от посмертных гонений,— героя признать Героем. Ведь на все жалобы читателей опытные политуправленцы ВМФ отвечали одно и то же: «Подвиги Маринеско по достоинству оценены Коммунистической партией и Советским правительством». Но вот вышел в мае долгожданный президентский Указ о награждении Маринеско Золотой Звездой, и выяснилось, что ни Коммунистическая партия, ни Советское правительство никогда — ни при жизни, ни после смерти — подвиг не оценивали.
За эти же два года борьбы удалось полностью реабилитировать Маринеско и по гражданской части (зря, зря хлебал баланду на Колыме из одного котла с полицаями и предателями Родины).
Чист, невиновен. Герой.
Теперь, когда давнее и прочное всенародное признание закреплено державной росписью Президента, все будет, как всегда в таких случаях, — именем героя назовут и улицы, и корабли, и пионерские дружины.
Я и не звонил в Лиепаю, все само собой разумелось. Только вчера поинтересовался, больше для формальности.
Оказалось, что имя на памятнике так и не восстановлено.
Комитет «Маринеско» в Калининграде и Совет ветеранов-подводников Балтики обратились с совместным заявлением по поводу памятника к командующему флотом, народному депутату СССР адмиралу В. Иванову. Тот переправил заявление в Политуправление флота, там, в ведомстве вице-адмирала А. Корниенко, документ надежно затеряли. Председатель Совета ветеранов В. Каширин позвонил в Лиепайскую воинскую часть.
— Какой там еще памятник? — сделал вид, что не в курсе, начальник политотдела Н. Зорин.
Так и стоит памятник без имени, словно обезглавленный, вот уже три с половиной года.
Неужели все дело в том, что нынешний начальник Политуправления Военно-Морского Флота СССР адмирал товарищ Панин был как раз в составе той комиссии, которая распорядилась сорвать имя? Неужели ничего не сдвинулось в сознании за это время и амбиции по-прежнему сильнее всенародного мнения? Неужели не понимают флотские политорганы, что поступком своим выражают презрительное отношение уже не к Маринеско, а к Указу Президента страны?
Отыскался еще один формальный повод для упрямства. «В связи с тем, что фамилия командира значится в общем списке экипажа на плите, решено ее вторично на памятнике не обозначать».
Я не знаю: дважды, это много или нет. Если много, уберите фамилию с общей плиты, верните на место. Ведь скульптор Приходько ставил памятник именно Маринеско, ему лично.
Маленькое отступление на тему: «много-мало». Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского Флота рекомендовало музеям не вывешивать индивидуальные фотографии главкомов. Но вот в Центральном музее Военно-Морского Флота в Ленинграде висит парадная фотография — главком вручает орден крейсеру «Киев». Вот еще: главком вручает золотые медали и дипломы выпускникам академии. А вот главком на крейсере «Слава» среди экипажа. Как же так? «А это не индивидуальные, а групповые фотографии», — объяснили мне, не смутясь, работники музея. Но вот и индивидуальная, крупная, — у перископа подводной лодки. «А здесь он еще не главком, а командир лодки», — снова объяснили мне, непонятливому, руководители музея. Я насчитал с полдесятка самых разных фотографий. Вот что значит изобретательность — можно увесить всю стену детскими и юношескими фотографиями главкома и при этом не нарушать рекомендацию Главпура.
Почему-то, когда говорим о культе, вспоминаем всегда имена первых лиц страны, на самом деле культ личности — это нескончаемая многомиллионная матрешка.
Конечно, разыскал я и стенд, посвященный Маринеско. Закуток. Вся экспозиция — с журнальную страницу: портрет, прежние награды, фотография потопленного «Густлова». Вот записи из книги отзывов посетителей. «После посещения музея осталось чувство большой гордости за наш флот и неприятный осадок за архисекретную экспозицию о подводнике Маринеско. С уважением, бывший моряк Ю. Кузнецов, г. Владимир». «Неужели подвигу «С-13» и его командиру никогда не воздадут должное… Стыдно-то как! А? Полковник запаса Кабанов».
Теперь, когда в музей переданы Золотая Звезда и орден Ленина, экспозицию надо менять, расширять. Посмотреть, что есть в запасниках, насколько знаю, там пылится, например, исторический журнал подводной лодки «С-13».
Особенно тяжело все смотрится в сравнении. В той же воинской части в Лиепае — аллея Героев, сохранившиеся боевые рубки прославленных подводных лодок. Только «эсок» ни одной. Все в войну погибли, кроме «С-13», которой командовал Маринеско.
В середине пятидесятых ее, выжившую, легендарную, передали институту аварийно-спасательной службы. Старушка своим ходом пришла в Ленинград и встала на Неве. Когда было очередное сокращение Вооруженных Сил, ее определили «для разделки на металл», проще говоря — в утиль.
Вспоминает А. Тер-Абрамов, командир моторной группы послевоенной «С-13».
— Я хотел передать «С-13» ДОСААФ, сделать плавучий музей, например, там же вся начинка сохранилась — дизеля, электродвигатели. На Неву бы ее поставить, у Адмиралтейства или у Петропавловской крепости! Или даже на берег вытащить. Она бы город украсила. Но как только ее списали, она уже никому была не нужна, все старались от нее отпихнуться. Я снимал штурманское вооружение, артиллерийские пушки, аккумуляторную батарею. Пришли из военно-морского музея, взяли исторический журнал. Я говорил: возьмите рубку или хотя бы вырежьте часть ее, там, где написано — «С-13». Сказали, не надо. Но в общем «хоронили» лодку достойно. Рядом была городская свалка, и вокруг полно пунктов утиля, там жулье принимало металл за полцены. По ночам жгли костры, видимо, на куски делили. Рядом с лодкой стоял старый линкор «Октябрьская революция». Бывший «Марат», он еще в первую мировую воевал. Картину знаменитую помните: Ворошилов на линкоре «Марат». Так вот его разделывали, как хищники, рвали по кускам. Однажды утром пришли, а он затонул: кто-то снял кингстон из цветного металла, около тонны весом. А за нашей «эской» я следил, все в порядке…
Так кончила последняя из «эсок». В утиль, или, как говорили моряки, «на патефонные иголки».
Она как бы предзнаменовала похожую, очень скорую кончину своего командира: то же государственное равнодушие, чьи-то личные усилия и в общем достойные похороны.
* * *
Александр Маринеско, пожалуй, вылитый в матушку свою — Россию, такую же героическую и непутевую.
Логический финал так или иначе состоялся. Скульптор Приходько решил наконец отстоять свои авторские права и подать в суд на безбожников, осквернивших его работу.
Сразу после торжественной церемонии в Ленгорисполкоме мы созвонились с Анатолием Александровичем Собчаком. Он заверил: светлую память об Александре Ивановиче ленинградцы сохранят.
— Истинные ленинградцы любили его всегда, — сказал Собчак. — Лично я узнал об этом человеке еще в 1954 году, в университетскую пору, когда имя его было под полным запретом. Скоро соберем президиум Ленсовета, на котором решим именем Маринеско назвать улицу Строительную, где жил Александр Иванович, а на доме его установим мемориальную доску. …И памятник ему будет — в Кронштадте.
1990 г.
Последушки: