Письма эти получены редакцией в ответ на публикации о Маринеско. Подобных писем — о подвигах — много, это отрадно, может быть, это единственное богатство и осталось, которое при всех наших неурядицах и бедах не обесценили и до конца не разбазарили. Хотя и тут бесхозяйственности сколько угодно. Кто знает, например, о летчике Боброве? Я узнал о нем из писем однополчан и друзей. Первый вражеский самолет сбил над Мадридом, последний — на Курилах. А всего — …называют цифру настолько фантастическую, что я ее приводить не берусь, тут нужна тщательная проверка. Во всяком случае к званию Героя его представляли. Почему не получил?
В войну таких было множество — достойных, но не удостоенных. Причины — у каждого своя. Летчик Бобров, как пишут однополчане, «был малость ершистым». Иван Туркенич — трудно сказать… наверное, его беда — плен. Есть две версии его появления в Краснодоне: первая — после концлагеря под Суровикино он, раненый, сумел бежать, когда гнали их по очередному этапу; вторая — он не смог двигаться в колонне, его пристрелил немецкий офицер, но не добил, Туркенича подобрала казачка. Так или иначе, он появился в Краснодоне «предателем Родины», которыми были объявлены миллионы советских военнопленных (приказ № 270 от 16 августа 1941 года).
Конечно, несуразность: члены штаба «Молодой гвардии» — Герои, а командир — нет.
Мы очень долго искажали историю войны. Фронтовым кинооператорам и фоторепортерам запрещалось снимать наших погибших солдат. Во фронтовых киножурналах тех лет наши солдаты с первых дней войны шли с винтовками наперевес в направлении на запад. Но разве только в этом ложь — в погибших, пленных, в общей неразберихе. Мы ведь искажали и подвиг. Живя по законам культа, мы и всенародный подвиг воспроизводили по законам культа. Почему «матросовцами» называют тех, кто закрывал собою амбразуры раньше легендарного героя, когда он еще даже не воевал? Почему некоторым, совершившим подобный подвиг позже, уже вручали ордена, а не Героя? Почему имена сотен точно таких остались в тени?
Нужны были герои-монументы, герои-символы. Это имело еще и прикладное значение: одно имя-символ могло, как знамя, поднять в атаку, перечень сотен таких же точно павших никого не вдохновит. Один подвиг, это — Подвиг; сотни, тысячи подвигов — это уже статистика.
Есть, мне кажется, еще существенная причина выборочности.
«Сила Красной Армии,— докладывал немецкий генштабист Кинцель за полгода до начала войны,— в большом количестве вооружения, непритязательности, закалке и храбрости солдата». Приятная оценка из уст врага. Но читаем дальше: «Слабость заключена в неповоротливости командиров всех степеней, привязанности к схеме и повсеместно ощутимом недостатке организованности». А с этой оценкой согласимся ли, хотя бы частично? Если да, то невольно возникает мысль — не множила ли нашу «силу» наша «слабость». Ведь если не было никаких серьезных рубежей обороны, если в подвалах Лубянки доживали дни прекрасные полководцы, а полками на фронтах командовали лейтенанты, если… Вы поняли: Отечество стояло на массовой народной жертвенности. Массовый гибельный героизм — конкретный, по именам, был в опале: закрывались телами не только вражеские амбразуры, но и собственные прорехи. Читая письмо о летчиках, о воздушных таранах, держите в уме, что 22 июня, в первый день войны, 1.200 наших самолетов были уничтожены прямо на аэродромах, даже не поднявшись в воздух.
Мы должны восстанавливать подлинную суть войны, все четыре года — по дням, по именам. Вот почему дороги эти читательские письма: в них имена — полузабытые, забытые, неизвестные. Пусть не смущает дата одного из подвигов — 1972 год. Долг — всюду долг. Там тоже были военные люди, у них тоже была своя война, и никто, ни один не покинул пост. Эти люди в равной степени — жертвы и герои, гибель их тем нелепее и чудовищнее, что атомная лодка, на которой они служили, требовала ремонта.
Не отделяя, по сути, подвиги военной поры от мирных, хотелось бы пожелать лишь — хватит самоотверженности, побольше порядка, хватит возвращаться к девизам военной поры в мирное время, пора об этом забыть.
А людей — помнить. Хорошо бы каждого — по имени. На них стоит земля.
Эд. ПОЛЯНОВСКИЙ.
Судьба молодогвардейца
Иван Туркенич. Это имя знакомо всем по роману «Молодая гвардия». Но участие в подпольной молодежной организации — далеко не единственный боевой эпизод в его биографии.
С первого дня войны, 22 июня 1941 года, будучи курсантом училища, он принимает участие в обороне Севастополя. Затем, после окончания краткосрочных курсов командиров минометных батарей, Туркенич был откомандирован в Сталинград. Батарея противотанковых пушек, которой он командовал, занимала позиции на высотах в районе г. Калача. Колонна вражеских танков двигалась прямо на батарею. Артиллеристы расстреливали их в упор, подрывали гранатами. Неравный бой продолжался и на следующий день. Туркенич был тяжело ранен. Чудом уцелев, сумел добраться до Краснодона.
На первом же собрании молодых подпольщиков в сентябре 1942 года был создан штаб «Молодой гвардии». Кадровый офицер, имевший опыт участия в боях с фашистами, Иван Туркенич был избран командиром. Когда по приказу подпольного обкома молодогвардейцы небольшими группами должны были покинуть Краснодон, успели это сделать 11 подпольщиков, в том числе и Туркенич. В Краснодон он возвратился с оружием в руках с частями 99-й стрелковой дивизии. Он принимал участие в освобождении Ростова-на-Дону, Макеевки, Запорожья, Днепропетровска, Киева, Радомышля, Житомира, Шепетовки, Львова…
В одном из боев на Житомирщине Туркенич заменил весь расчет орудия и один вступил в бой с немецкими танками. В честь его подвига это поле битвы решено назвать «полем Ивана Туркенича».
Август 1944 года. Вблизи г. Глогув на польской земле шли жестокие наступательные бои. Старший лейтенант Туркенич — помощник начальника политотдела — был там, где труднее. Несмотря на ураганный огонь, подразделения поднялись в атаку. Туркенич шел в первых рядах стрелкового батальона. Завязался штыковой бой. Рядом с Туркеничем разорвался снаряд. Так оборвалась жизнь этого мужественного человека.
Он был представлен к званию Героя Советского Союза посмертно. Но этой награды почему-то так и не удостоился…
Е. Носкова и другие
г. Житомир.
Легендарный танкист
Прошу газету «Известия» обратить внимание на судьбу легендарного танкиста Лавриненко (из 1-й гвардейской танковой армии генерала Катукова), уничтожившего за войну более полусотни танков противника. Его тоже, как и Маринеско, представляли к званию Героя Советского Союза, но представление, видимо, положили под сукно. После войны и Катуков, и ветераны армии ходатайствовали о посмертном присвоении Лавриненко звания Героя, но все уперлось в какую-то непробиваемую стену.
Д. Морозов, почетный ветеран воздушно-десантных войск.
Ташкент.
Спасибо вам за публикацию материалов о героях, в том числе и о тех, кто официально этого звания почему-то не удостоен. Нельзя в этой связи не вспомнить о гвардии старшем лейтенанте Дмитрии Федоровиче Лавриненко, погибшем под Москвой 18 декабря 1941 г. За пять месяцев боев он уничтожил 52 фашистских танка, и это в 1941 году, в самом тяжелом году. За всю войну ни один танкист не уничтожил столько…
М. Алейников.
г. Николаев.
Огромное небо — одно на двоих…
Послушайте, что случилось с двумя летчиками нашего 30-го гвардейского истребительного авиаполка.
Имя одного — Филатов Александр Павлович. Он пришел в полк сержантом, начал войну на Курской дуге, кончил в небе Берлина, лично сбил 22 немецких самолета, дослужился до звания «капитана», командовал эскадрильей, дважды был сбит и дважды побывал в плену. Первый раз — после одного жестокого боя, когда, прикрывая комэска, подставил свой самолет под удар. Был сбит, пленен, потом бежал из плена. Это на Курской дуге. После жесткой «фильтрации» снова воевал, водил в бой свою эскадрилью, считался одним из лучших летчиков дивизии. Под Берлином снова был сбит, сел на горящем самолете на «пузо», был подстрелен, раненым снова попал в плен. И снова жесткая «фильтрация». А после — отстранение от полетов.
Кто служил в авиации, тот знает, что значит оставить летчика без неба. Филатов крепился, но потом не выдержал испытаний. Поставленный в экстремальные условия, стал пить, нарушать дисциплину. Потом сделал все, чтобы добиться демобилизации.
На «гражданке», куда он вернулся, не зная ничего другого, кроме летного дела, ему не дали летать даже на простых самолетах. А он мечтал о профессии летчика-испытателя.
Умер Филатов совсем молодым в звании директора одного второразрядного московского кинотеатра.
Трагическая судьба Александра Павловича Филатова чем-то схожа с судьбой Маринеско.
Правда, Филатов не представлялся к званию Героя Советского Союза, хотя по общепринятым меркам во время войны в авиации представляли к этой награде за 13—15 лично сбитых самолетов. На нем лежало тяжелое пятно плена, которое сопровождало его до конца жизни.
Жестокая правда…
Судьба другого летчика нашего полка, Иннокентия Васильевича Кузнецова не так трагична, как судьба Филатова, хотя в чем-то отпечаток времени лег и на него.
18 марта 1943 г. Кузнецов, в то время гвардии капитан, в воздушном бою с превосходящими силами противника в районе Курска сбивает ведущего группы ФВ-190. Оставшись один против шести немецких истребителей, он легко мог выйти из боя. Однако Кузнецов продолжал бой и сбивает второго ФВ-190. Во время одной из атак немецкий истребитель перебивает тросы управления рулями «аэрокобры» Кузнецова, другой очередью зажигает сам самолет.
В следующее мгновение Кузнецов таранит своим горящим истребителем подбивший его ФВ-190, сбивая хвостовое оперение плоскостью «кобры».
Он опускается на парашюте в ста метрах от немецких окопов, потом с поврежденной ногой ползком добирается до нашего переднего края.
За этот бой, за таран на горящем самолете немецкого истребителя, Кузнецов был представлен к званию Героя Советского Союза.
После выздоровления Кузнецов снова в полку. Последний бой он провел в небе под Берлином. В этом бою он срубил винтом своего самолета стабилизатор свалившегося на него ФВ-190, который рассыпался в воздухе. На поврежденной «кобре» Кузнецов садится на нейтральной полосе с убранными шасси.
Пехота, поднявшись в атаку, спасает его.
Потом госпиталь. И конец войны.
Кузнецов провел 35 воздушных боев, сбил лично 12 и 15 в группе самолетов противника.
А как же звание Героя Советского Союза, к которому, судя по документам Центрального архива МО СССР (г. Подольск), Кузнецов был представлен? Он не получил его ни в 1943 году, ни после войны. Переписка Совета ветеранов полка с наградным отделом Главного управления кадров МО СССР, запрос горвоенкомата г. Геленджика, где сейчас живет Кузнецов, результатов не дали. Причины неприсвоеиия звания Героя остались невыясненными.
У меня есть материалы и копии с документов ЦА МО СССР, которые подтверждают суть рассказанного.
Еще осталась маленькая надежда, что когда-нибудь все-таки справедливость в отношении Кузнецова И. В. будет восстановлена. Кем — не знаю. Наши усилия бесплодны. Если, конечно, не будет поздно. О Филатове хлопотать уже поздно.
Два слова о себе. Фронтовик, семь лет в авиации, ветеран труда, имею боевые и трудовые награды, сейчас на пенсии, очень нездоров.
С уважением, В. Медведев.
Ленинград.
Трагедия под водой
В прошлом я офицер-подводник. Хочу рассказать об одной неизвестной странице истории нашего ВМФ, которая запечатлела мужество в трагических обстоятельствах.
В 1972 году наша подводная лодка возвращалась из автономного плавания. Командиром был Кулибаба Виктор Павлович. Среди офицеров был Поляков Борис Александрович — очень опытный подводник-инженер, оператор на пульте управления главной энергетической установкой. Думаю, ему обязаны жизнью все оставшиеся в живых члены экипажа. В том рейсе был, и наш доктор — Миша Пискунов. Ему тоже довелось сыграть решающую роль в спасении наших товарищей, как, впрочем, и офицеру штаба дивизии Нечаеву Виктору Михайловичу. Лично я обязан Нечаеву жизнью.
А произошло вот что. На очень большой глубине, за полчаса до подъема произошла авария. В 9-й отсек, там каюты личного состава, рванул под большим давлением факел. Вахтенный успел поднять людей и доложить в центральный пост… Старшину отсека Васильева найдут полуобгоревшим около очага пожара лишь спустя несколько недель.
Факел превратился в генератор раскаленной окиси углерода. Нашей лодке было уже больше 10 лет, и понятие о герметичности отсеков было чисто номинальным. Лодке требовался капитальный ремонт, но начальству, видимо, надо было докладывать на самый верх, что очередная боевая единица на 6оевом посту.
В 8-м отсеке остался на своем боевом посту капитан-лейтенант Цыганков Лев Григорьевич. Он похоронен в Севастополе. Не покинул пульта управления главной энергетической установкой молодой лейтенант Хрычиков. Остался на боевом посту мичман Николаенко. Матросы-турбинисты также погибли у маневрового устройства. Да, потеряли мы тогда многих наших товарищей.
10-й отсек оказался отрезанным от всех. Когда объявили аварийную тревогу, я связался по телефону с 10-м отсеком. Там находился торпедист Иван Храмцов. Он доложил, что у них накаляется переборка и дымит краска.
Мы вытаскивали людей из энергетических отсеков и передавали их наверх. Перетащить через несколько отсеков подводкой лодки человека в бессознательном состоянии очень тяжело. Доктор Пискунов показал, как делать искусственное дыхание «рот в рот». Он сумел вернуть жизнь почти всем. Не откачали только двоих. Этих ребят похоронили по морскому обычаю.
Мы всплыли. Но на этом наши испытания не кончились. Что такое подводная лодка на поверхности без хода во время жестокого шторма, может представить только подводник.
А в 10-м отсеке 12 человек по-прежнему задыхались от обгоревшей краски и окиси углерода. Несколько часов спустя я разговаривал по телефону со старшиной команды химслужбы мичманом Валерием Борщовым. Я не думал, что ребята выживут. У них кончался запас кислорода в индивидуальных дыхательных аппаратах. Несколько человек лежали без сознания. 9-й отсек горел, 8-й горел, 7-й был загазован, температура в нем за сотню градусов, 6-й отсек был также загазован. 5-й — затоплен и загерметизирован. Любая попытка перейти из 10-го отсека в центральный пост вела к смерти. Чудом сохранилась связь благодаря огромному телефону двусторонней связи. Мы над этими телефонами смеялись — чудо образца 1916 года на атомоходе. Но это «чудо» работало, помимо телефонной станции, и без источников питания. Для вызова абонента надо было крутить ручку магнето.
Три недели лодку швыряло, как скорлупу, а 12 человек, в кромешной темноте, на аварийном пайке, в холоде — надеялись.
…Они были замурованы 23 дня — офицер Борис Поляков и с ним 11 человек личного состава. Авария произошла 24 февраля, а выводить ребят мы смогли только 18 марта. Их выводили под руки с завязанными глазами, некоторых выносили на носилках… Все-таки они выжили!
Когда я попытался написать о погибших, об аварии, мне в разных редакциях давали отбой — мол, это не типично. Но ведь это было, было! Мне кажется, нам не надо прятать друг от друга тяжелые страницы истории. Без них она не будет полной. Герои — не только для потомков, но и для современников.
В. Заварин.
Ленинград.
1989 г.
Последушки: