Все та же пристань (1987)

Очерк назывался «Пристань на том берегу» («Известия» № 290). Берег — Терский, в Мурманской области, в Заполярье. Невелика земля, не знаменита, но гордиться есть кем. Панкратов Николай Родионович прошел путь от солдата до генерала, летчик Сергей Колыбин повторил подвиг Гастелло и чудом уцелел. Но главная гордость терчан — довоенная 1-я средняя школа в райцентре Умба. Из 24 учеников предвоенного выпуска 22 ушли на фронт. Пятнадцать погибли. Учителя — первая интеллигенция на Терском берегу — своими руками строили школу, имея бронь, они уходили на фронт добровольцами, рядовыми.

В очерке рассказывалось о проводах на фронт, о том, как от деревянной пристани отчаливали переполненные боты, а в них — одни девочки, выпускницы школы. На берегу — родители, вдоль берега по осыпающимся камням бежит мужчина, плачет, кричит: «Лучше я, я вместо тебя!..» Это отец Лены Пузыревой. Его на фронт не брали по возрасту, но потом и он ушел — добровольцем.

Это все земляки мои, о которых в свое время по малолетству ничего не знал. Пришло несколько писем — единицы (кому писать: большинство погибли, другие умерли), в них — уточнения, подробности.

Одно письмо — особой ценности. Выпускница 1941 года узнала на фотографии, опубликованной в «Известиях», всех учеников предвоенного выпуска. С некоторыми из них пересеклись ее фронтовые дороги (не совсем случайно: многие воевали на Севере). В рассказе о том, кто кем был и какими они были, видится портрет целого поколения, портрет Времени. 30-е годы, 40-е…

Здравствуйте! Пишет Вам та самая Лена ПУЗЫРЕВА, о которой Вы упомянули…

Давно это было, но до сих пор проводы на войну стоят перед глазами. Обычно старались увезти ночью, чтобы меньше реву было, но в те сутки море штормило, с ночи отложили на утро, с утра на дневные часы, сбежался весь поселок, бабы голосили, мужики смахивали слезу, милиция, сцепившись за руки, сдерживала натиск, не давала никому броситься в море, а мы с песней «Последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья…» отчалили от берега в Малой Пирьгубе. Больше суток болтались в штормовом море (норма 8—9 часов для такого бота), пока добрались до Кандалакши, могли утонуть, шли мы автономно. Две группы девушек были вывезены раньше, тоже по отдельности, только ночью. Мы были последней, третьей, группой, больше райкому комсомола мобилизовать было некого, мужчины шли по линии военкомата.

Отец мой с войны вернулся, проживал в Умбе, там и похоронен. До сих пор старушки поминают его добрым словом: первую военную зиму он жил в Умбе и соглашался починять валенки за деньги (другие пайку хлеба требовали). Вашу тетю — Фалю Богомолову — тоже помню. Она была миловидной девушкой, по характеру спокойная. В войну слышала, что ей оторвало ногу, что ранения были смертельными.

Если сохранились Фалины письма, там должен быть номер полевой почты, это помогло бы при запросе о ней.*

Я не сразу решилась Вам написать, но, может быть, Вы еще вернетесь к теме о земляках, и мои воспоминания Вам пригодятся. Я весь класс помню, фотография которого помещена в газете. Фаля во втором ряду третья справа. Учительница Павла Григорьевна Смирнова в первом ряду первая слева. Она была нашей классной руководительницей, когда в 1937 году ее «взяли» и увезли в Архангельск. Мы ее жалели, но хотели, чтобы ее продержали до лета, не хотелось нам географию учить, она очень строгая была. Отпустили ее через месяц или два, мы опять радовались, на географию поднасели. Помню разговоры взрослых о том, что спасло ее участие в революционной деятельности, когда она была гимназисткой, что она при царе в тюрьме сидела за политику. А много лет спустя я узнала, что забирали ее по инициативе «снизу». Уже после войны в соседнем с ней доме умирала женщина, попросила позвать Павлу Григорьевну, повинилась перед ней, что оговорила ее, польстившись на ее мужа и намереваясь прибрать его к рукам (муж Павлы Григорьевны был завхозом в школе). Это мне рассказал Шкрябин Виталий, он после войны учительствовал в Умбе.

На фото Виталий Шкрябин — ученик, сидит впереди рядом с директором Коганом (Коган — пятый справа). В войну я Шкрябина случайно встретила в Мурманске, тогда наши войска наносили очередной удар по немецко-фашистским захватчикам (зима 1944 — 1945 гг.), а он, старший лейтенант, из армии был списан по ранениям и учился на учительских курсах, в группе было 26 девушек, а он один. Позднее он несколько лет жил здесь, во Фрунзе, и мы дружили семьями, военные дни вспоминали часто. Дословно помню одну его фразу: «Ребята, держись! Нас пятеро, но мы — рота!!!» Я спросила, сколько человек было до боя. Он объяснил, что рота была укомплектована полностью, по нормам военного времени — 250 человек.

Умер Шкрябин два года назад в пос. Вольгинский Владимирской области. Он болел давно, и у него к этому времени были полностью удалены желудок с селезенкой и часть двенадцатиперстной кишки, ведь он воевал в блокадном Ленинграде, военные там тоже ели когда съедобное, когда не очень.

В том же поселке проживал упоминаемый Вами учитель Шумилов Алексей Павлович. Он, может быть, туда потому переехал, что там находится детское учреждение (дом ребенка? детдом? интернат?) для детей Мурманской области.

На фото рядом со Шкрябиным Ваня Шумилов, брат этого самого учителя. Ваню в войну я однажды встретила, это было летом 1944 года. Бои шли под Ленинградом, он лежал в соседнем госпитале, мне сообщили, я его навестила. Он мне рассказал, что под ним развалился третий самолет, его при взрыве забросило на дерево. Позднее с четвертым самолетом он погиб.

Я 10-й класс закончила за неделю до войны, училась вместе с Вадимом Закандиным. Вадим не погиб, как считают многие, его после войны видели. В Умбу он не вернулся. В 1937 году его отца направили директором на лесозавод, в том же году «забрали». А мать, кажется, в войну то ли сама выехала, то ли была выслана как жена «врага народа» (Мурманская область в войну была закрытой, въезд запрещен, ненадежные элементы изгонялись).

Закандина в войну я тоже встречала. Приехала я как-то из Мончегорска в Кандалакшу в командировку, и умбские девушки предложили мне посмотреть, как Вадька директора школы гоняет — Когана, он ведь рядовой, а Вадька — офицер. Мы замаскировались около полигона, на котором проводилась строевая подготовка. Вадим привел отделение солдат, сам стоял и отдавал команды «вперед — назад», «бегом — кругом», «лечь — встать», а Коган, худющий, шинель вокруг ног обвивается, старается изо всех сил, пот по лицу катится, вид измученный и жалкий. Я после этого Вадиму писать перестала без объяснения причин. Не только сейчас, я и тогда понимала, что я не права, что нельзя солдат отправлять на фронт без подготовки, и кто-то это должен делать. Но как Вадька смеет Когана гонять?!!

Жива, по сей день здравствует на девятом десятке лет Нина Емельяновна Сергеева, учительница русского языка и литературы, на снимке внизу справа.

Школу свою вспоминаю с благодарностью. Когда ее строили, я на срубе в догонялки играла. Как только голову не свернула? Игру эту мы называли лапой, на земле бегать нам было неинтересно, чаще гонялись друг за другом по бревнам в заливе. Я в 5-м классе училась, когда в новую школу въехали. Какой она большой казалась! Я приезжала недавно в школу, она уже не казалась мне такой светлой и просторной, как раньше.

Когда я училась в 10-м, то уже мы были лучшими. В нашем классе висело переходящее знамя школы, а переходящее знамя Мурманской области принадлежало всей школе, и для него было выделено особое помещение.

Я была редактором общешкольной стенгазеты, учительской цензуры не было, учителя ее видели, когда она уже на стене висела. А в редколлегию классной стенгазеты я не входила, там на меня карикатуры рисовали, пришлось запретить своим пионерам приходить в мой класс (я была пионервожатой).

Школьный радиоузел помню хорошо. Монтажом руководил мальчик из нашего класса — Валя Заборский. В войну у населения были изъяты все радиоприемники. Тем более подлежал демонтажу школьный радиоузел: там был не только приемник, но и передатчик.

Валентин Заборский в данное время проживает в Краснодаре, персональный пенсионер, в свое время был секретарем Краснодарского крайкома партии (с декабря 1962 года по январь 1965 года В. Заборский работал вторым секретарем Краснодарского промышленного крайкома партии. — Авт.). Это очень большой чин для выходца из народной гущи, а Валька Заборский даже из гопников, что на умбском жаргоне 30-х годов означало — оборванец.

Валентина Заборского я последний раз видела рано утром 23 июня 41-го года на борту парохода «Поморье», умбские мужчины отправлялись воевать. «Поморье» в войну подорвался на мине и затонул, а вез-то продовольствие в Умбу. Умба потом голодала всю зиму.

Все ребята из нашего класса прошли через войну.

Со многими судьба свела, а вот брата моего двоюродного Васю Чемухина, погибшего под Сталинградом, мне так и не довелось встретить на дорогах войны. А его девушку я повстречала. Война с Германией уже была закончена, мы в Рыбинске ждали вагоны, чтобы погрузиться и отправиться на Дальний Восток, другие ждали тоже, однажды меня подозвала незнакомая девушка-сержант, спросила имя и отдала мне мою фотографию. На обратной стороне была моя дарственная надпись брату Васе, его к этому времени уже не было в живых, и я об этом знала. Она не захотела говорить о Васе, может быть, ей было тяжело, а я не настояла и долго потом об этом жалела. Вася был офицером.

О себе: из рабочих, отличница Умбской школы, медсестра в войне с Германией и Японией. Ивановский энергоинститут, инженер-теплоэнергетик — 12 лет в Новокузнецке и до пенсии во Фрунзе, сейчас работающая пенсионерка, рабочая. Малосемейная, живу с дочерью. Все возвращается на круги своя.

Извините за такое длинное письмо.

Всего Вам доброго.

Ваша землячка

ПУЗЫРЕВА.

г. ФРУНЗЕ. 17/XI-87 г.

Вот так, жили-были…

Что добавить к провинциальному групповому портрету?

Человек был во власти времени, но он же определял и лицо времени, была единая зависимость людей от обстоятельств.

Осенью 1985 года школа отметила полувековой юбилей.

* Фаля в 1941-м поступила в Москве в гидрометеорологический институт. Родители не отпускали ее на экзамены: «Не езди, война».— «Война через два-три месяца кончится, а год пропускать — все забуду». Уехала налегке — осеннее пальто, платье, туфли («Ты, мама, зимой одежду вышлешь»). К зиме немцы подошли к столице. Фаля ушла на курсы медсестер, потом на курсы радисток. Последняя открытка была из-под Моздока в январе 1943 года: «Меня положили в госпиталь, немножко заболел живот». Буквы слабые, расплываются.

Бои под Моздоком шли сильные, не исключено, что госпиталь разбомбили. На все запросы после войны отвечали: в списках раненых, убитых, пропавших без вести не значится.

1987 г.

Последушки