Политика безжалостно подминает под себя все вокруг, иссушает главное — душу.
В воскресенье, 21 марта, в день очередной политической сечи дикторы всех телевизионных каналов, прощаясь, успокаивали растревоженных телезрителей: «Давайте соблюдать спокойствие. Жизнь продолжается».
Продолжается? Вот и показали бы на экране старого человека, живущего в Магадане, сказали бы:
— Сегодня исполнилось 90 лет выдающемуся русскому певцу Вадиму Козину.
Миллионы людей, уставших от страстей, улыбнулись бы.
Нет, опять не коснулись этого имени.
Когда-то было нельзя. Потом — можно, но опасались. Теперь — не до него.
Его прежние юбилеи хоть и проходили на краю земли, как бы в полуподполье и полумраке, все же всегда были озарены верностью сотоварищей и поклонников.
«Дорогой Вадим, сердечно поздравляю и желаю вам всего самого наилучшего, ваш Леонид Утесов».
«Поздравляю вас…» Клавдия Шульженко, сестры Есенина, дочь Шаляпина, командир крейсера «Аврора»…
На этот раз в Магадан отправилась чествовать певца группа знаменитых артистов из Москвы.
«Грамота.
Центральный штаб трудового соревнования Севвостлагерей Дальстроя МВД СССР выдает настоящую грамоту Козину Вадиму Алексеевичу, солисту Центральной культбригады Маглага за творческое мастерство и активное участие в организации художественной самодеятельности лагерей.
Зам. начальника Дальстроя, начальник Севвостлагерей генерал-майор Титов.
Начальник культурно-воспитательного отдела Севвостлагерей лейтенант Цундер.
9 апреля 1946 г. г. Магадан».
…Конвой строем выводил их из бараков. На развилке останавливали, выкликали несколько человек, которым — налево; остальным — вперед.
Вперед — на лесозаготовки, налево — в клуб.
Он здесь уже полвека. Привык.
* * *
Родился в Петербурге в купеческой семье. Мать — цыганка, пела в хоре. Гостями в семье были Анастасия Вяльцева, Надежда Плевицкая. Вадим — единственный мальчик в семье, которого окружали семь сестер, все — младшие.
Сначала выходил на сцену рабочего клуба, затем пел перед вечерними сеансами, в лучших кинотеатрах Ленинграда. «Мой костер», «Дружба» («Когда простым и нежным взором»), «Любушка», «Забытое танго» — эти его песни распевали по всей стране. «Осень» еще не была записана на пластинку, а толпы уже осаждали магазины.
Перед войной пластинки сдавали как сырье для оборонной промышленности. На пластинках же Козина ставился штамп: «Продаже не подлежит. Обменный фонд». Это значит, чтобы купить пластинку Козина, нужно было сдать пять других битых пластинок да плюс заплатить за козинскую вдвое дороже. Целые пластинки в обмен не принимали, тут же о прилавок и разбивали. Вадим Козин долго был единственным, кто не подлежал продаже. Лишь года через два к нему добавили Изабеллу Юрьеву, Утесова, Русланову, Шульженко и Хенкина.
Он заработал для страны денег больше, чем кто-либо. Кто еще? Утесов? Но тому надо было содержать оркестр, а у Козина — гитарист или пианист. Ему аккомпанировал гитарист, еще работавший с Варей Паниной.
Власть Вадима Козина была гипнотической.
Лет шесть назад, узнав, что певец жив, я стал собирать эти свидетельства.
Лидия Васильевна Поникарова, москвичка:
— Я, пятнадцатилетняя девчонка, экономила деньги на школьных завтраках. 15 дней не позавтракаю — билет на Козина. Он останавливался в лучших московских гостиницах, а шил ему лучший московский мастер. На сцену выходит — вся сцена сразу освещается, а на пиджаке — бриллиантовая звезда. О, как же мы все были влюблены в него! Но подойти к нему — что вы, мы же слушали его, как Бога. Мы с подругой поехали на его концерт в Орехово-Зуево. После концерта начался ливень, Вадим Алексеевич увидел нас, улыбнулся: «Садитесь» — и довез до Москвы. А в начале войны я на продовольственную карточку вместо сахара купила конфеты «Мишка» — шесть штук, сказала маме: «Артистам сейчас тоже плохо» и отправила Вадиму Алексеевичу. Я ушла на фронт госпитальной сестрой.
Сергей Павлович Петров, москвич, тоже прошел войну, под Оршей был тяжело ранен в голову и в живот, но и после госпиталя гнал врага до границы;
— Я Козина услышал в 12 лет. С тех пор потерял покой. Это какой-то слуховой гипноз, я думаю — может, благодаря ему и жив остался. Ведь я пел, и мне жить хотелось.
В войну, в один из дней знаменитой Тегеранской конференции, у Черчилля был день рождения. По этому случаю сын Черчилля собирал на концерт лучших певцов мира.
— Если вы сочтете нужным пригласить кого-то из наших певцов, мы готовы… — предложил Сталин.
В ответ было названо имя Козина, который уже сидел в лагере. Сталин выразил неудовольствие, но согласился: «Я обещал…».
Под конвоем его доставили из Магадана в Тегеран. После божественных романсов сразу же был доставлен обратно.
В середине пятидесятых певец стал свободен во всех правах, но остался в Магадане. Областной музыкально-драматический театр прогорал в ту пору. Долги государству исчислялись миллионами. И тогда шли в барак, к певцу. Он выходил на сцену, сам садился за рояль, и переполненный зал сходил с ума! Билеты продавали даже в оркестровую яму.
Ему разрешили ездить на гастроли. Невообразимо, но факт: он (один!) вытащил театр из долговой ямы.
Одновременно продолжалось официальное забытье, записи его уничтожались.
* * *
Тогда же, шесть лет назад, я побывал у него в Магадане. Маленькая квартирка петербургского старьевщика.
Он надевает старенький пиджак, порванный под мышками, с едва держащимся воротником, такой же плащ, и мы идем с ним в магазин сдавать бутылки из-под молока. Старик берет хлеб, масло. Продавщица протягивает ему сдачу — мелочь, старый петербургский аристократ гордо отворачивается и идет к выходу.
За ним ухаживала соседка — Зинаида Веретнова.
Как я надеялся тогда, что напишу о нем, «Известия» опубликуют, партийные и советские чиновники ахнут: Как же — жив! И такой бедный! И все образуется. Ведь они, большие чиновники, каждый поодиночке очень любят Козина.
Я, наивный, узнал с опозданием, что главный магаданский гонитель певца теперь в Москве и заведует в ЦК КПСС как раз печатью.
* * *
Он и выжил, и дожил до 90 лет во многом благодаря своим поклонникам. Без них — кто он и что он? Все эти полвека они поддерживали его не только морально. Со всей страны в Магадан шли посылки с шерстяными носками, рубашками, лекарствами, фруктами. Он отвечал: «Спасибо, не надо, у меня все есть». Упомянутый Сергей Павлович Петров прислал ему новый магнитофон. А упомянутая Лидия Васильевна Поникарова отправляла регулярно конфеты, печенье, чай, кофе. Он не видел ее с тех пор, как подвозил ее, пятнадцатилетнюю, из Орехово-Зуева в Москву. Он и ей написал: «Не надо мне ничего. Пришли лучше фотографию, какая ты теперь». Она ему — снова конфеты. «Фотографию — сегодняшнюю», — снова просит он.
Она прислала, наконец, и он увидел — молоденькую медсестру фронтового госпиталя.
У нынешних эстрадных певцов никогда не будет таких поклонников. Потому что мода изменчива, самые шумные и слепые поклонники своих кумиров — самые неверные. Завтра у них будут новые идолы.
* * *
Бригада журналистов «Кругозора» приехала к Сергею Павловичу Петрову, чтобы записать его воспоминания о Козине. Они вошли в квартиру и увидели гроб.
Он так и не дождался моей публикации о своем кумире. Очерк «Певец» был опубликован в «Неделе» позже — в 1990 году, в эти мартовские дни.
Теперь, воспроизводя многое из того очерка, я позвонил — буквально вчера — Лидии Васильевне Поникаровой.
— Мама умерла, — ответил женский голос. 30 августа уснула и не проснулась. На следующий день ей исполнилось бы 66 лет.
Я звоню среди ночи в Магадан Зинаиде Веретновой.
— Мама жива-здорова, но уехала на материк. Насовсем.
— Кто же ухаживает теперь за Вадимом Алексеевичем?
— Пенсионерка одна. Из Караганды. Она там клуб организовала — почитателей Козина. Потом приехала сюда, увидела его и осталась. Дина Акимовна, а фамилию не знаю. Она очень хорошая женщина, бескорыстная. Она — и в магазин, и постирать, и приготовить. Вадим Алексеевич ведь уже не выходит на улицу. Иногда, очень редко, спустится вниз, постоит у подъезда, воздухом подышит и опять поднимается — к себе, на четвертый этаж. Но обычно — просто у окна, у форточки дышит.
Не стоит село без праведника. Государство, Россия — да, стоит, качается многие лета. А село — всегда найдется бескорыстный, кто выручит.
* * *
Кроме почетных грамот и благодарностей, других наград у него нет, званий — тоже.
Рядовые поклонники старой эстрады хлопотали перед Министерством культуры, чтобы присвоить звание народных артистов Вадиму Козину и 
Изабелле Юрьевой. Это было еще при том Министре, который призывал демократов не выходить на улицу и на столе у которого красовалась фотография Генерального секретаря ЦК КПСС с супругой. Хлопоты были долгие. В итоге ей, Изабелле Юрьевой, все-таки звание присвоили, а Вадиму Козину — нет. Может быть, еще не пришло время? Все же ей, когда присвоили, исполнилось 93 года, а ему еще только 90.
В России надо жить очень долго, чтобы быть оцененным при жизни.
1993 г.