Профессор Яков Григорьевич Гальперин в отличие от нас, большинства, ко всякого рода целительным чудесам относится профессионально, он — генеральный директор Международного научно-исследовательского центра традиционной народной медицины. То, что для меня невидаль, для него — почти обычность, предмет повседневных исследований. Знаю я этого человека более четверти века, помню молодым. Врач-психолог лечил одним своим видом: всегда в прекрасном настроении, идет — шляпа по-молодецки на отлете, улыбается.
Вот так шел он однажды в обычном своем настроении по улице Горького с очаровательнейшей дамой. К этому времени он более чем успешно занимался наркологией. Знаете, какие результаты ценились в ту пору? Когда бывший алкоголик не переносил если уж не вид бутылки, то хотя бы запах спиртного. Так вот, идет себе молодой Яков Григорьевич с очаровательнейшей дамой об руку, а навстречу вдруг — парень. Глянул он, парень, на красивую пару, на лихо сдвинутую шляпу кавалера, и… его стало мутить. Вырвало тут же, на тротуаре.
Оказался бывшим пациентом.
— Но каков я перед дамой? Хоть стой, хоть падай.
Сейчас развелось чрезвычайное количество всякого рода кудесников—гипнотизеров, ясновидцев, телепатов, экстрасенсов. Иллюзионистов, шарлатанов, самых откровенных жуликов. Народ к ним потянулся. Люди изуверились в пятилетних планах, социалистических соревнованиях; светлое коммунистическое будущее оказалось такой же конечной целью, как горизонт. Чем меньше становилось веры в земные реальности, тем больше — в неземные чудеса. Может быть, и ничего, пусть, если не во вред. Душе передышка. И потом русский человек без веры во что-нибудь никак не может, если не КПСС и не коммунизм, пусть хоть летающие тарелочки.
Как-то забылось при этом, что тиражируемые газетами и телевидением чудеса, в которых переплелись правда и ловкачество, впитывают дети. В «Пионерскую правду» со всей страны хлынул поток родительских писем: «Мой ребенок лечит животных», «мой останавливает кровь», «заживляет раны», «снимает боль», «снижает давление». Всю почту газета отправила Гальперину. 560 писем.
Международный центр разослал детям анкеты. После заочного отбора осталось 247 детей.
Всех сразу принять невозможно. Пригласили в Москву первую группу — около ста человек.
Откровенно говоря, для меня самым большим чудом в этой истории было то, что детьми столь серьезно заинтересовались, что решили изучить их, дать рекомендации. Когда собирают вместе гениальных юных скрипачей или математиков — понятно. Но тут… Я слишком хорошо помню времена совсем другие, и это было недавно.
* * *
Где-то в середине семидесятых, точно не помню, раздался совершенно неожиданный звонок… Роза Кулешова. Ее дела не по моей части, об этом я сказал, но она жалко попросила: я — инвалид, жить не на что, меня затравили. Оказалось, что четверо суток живет на Казанском вокзале, ее не принимают даже журналисты, которые прославили ее когда-то.
Невысокая женщина лет тридцати пяти, в старомодной нескладной юбке и кофте. С нарушенной психикой, это было заметно. Мы едва успели познакомиться, как она, прямо внизу, возле известинского вахтера, предложила с детской простотой: «Хотите, я вам карточный фокус покажу?» Она сама себя не вполне понимала, что — чудо, а что — забава.
В очередную известинскую «среду» — день встреч со знаменитостями, Роза Кулешова демонстрировала свои способности. Журналисту в черном глухом свитере она, проводя на расстоянии ладонью, сказала: «У вас под свитером майка желтого цвета, недавно выстирана». У другого журналиста-известинца недавно удалили камень из почки, и она по его просьбе нарисовала в точности форму камня. Но это все было не чудо.
Чудо совершилось, когда я взял у верстальщиков свежую полосу с оттиском текста на одной стороне и принес в кабинет. Роза повернулась спиной, зажмурила глаза и отвела руку далеко назад. Она водила ладонью над свежими буквами и… читала.
— Хотите, завяжите мне чем-нибудь глаза?
Было не по себе. Странное, тягостное чувство. Словно перед тобой существо иного мира, не Земли, пришелец из другой цивилизации. Словно заговорили вокруг тоскливым человечьим голосом дерево под окном или полудикая собака.
Кто-то, когда-то показал ей больного язвой желудка, и с тех пор она безошибочно — ладонью на расстоянии — улавливала язву. Ей хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть элементарных знаний анатомии и физиологии.
Помочь ей «Известия» ничем не смогли. Руководство отдела права и морали пыталось пристроить ее даже в МВД, но там ручная проницательность не пригодилась.
То, что нельзя объяснить, у нас не должно было существовать. По указке сверху Розу Кулешову объявили шарлатанкой, больше всех топтали ее именно те, кто прежде возносил.
Времена 15—20-летней давности оказались ближе к средневековью, когда вестовые мчались к князю с доносом на «слуг дьявола», а люди гибли на кострах, чем к нынешним дням. Довольно скоро она скончалась, так я слышал. Где-то в возрасте лет сорока. В бедности, инвалидом II группы.
Будь у нее другая Родина — другая была бы и судьба.
Времена нынче изменились, пример тому — Анатолий Кашпировский, Джуна Давиташвили, другие.
Когда вся печать обрушилась на Анатолия Михайловича за телесеансы, я, по его просьбе, хотел найти какой-то выход, но уткнулся в тупик. В Брянске умерла мать давнего знакомого, члена редколлегии газеты «Брянский рабочий». Прежде, когда выяснилось, что ей становится плохо именно от телесеансов, выключали телевизор. В этот раз не успели. Перед телевизором и скончалась.
Сотни тысяч заочно исцеленных не оправдывают этой кончины.
Конечно — целитель, конечно — уникальный. Но разве не важно: что в нем — от Бога, а что — от дьявола.
Да, времена изменились, но — для пробивных, сверхпредприимчивых. Теперь слава целителей приобрела почти маскарадный вид. Давиташвили со сценических подмостков представляют уже и как поэта, и как художника (до целительства почему-то никто не знал этого поэта и художника; не удивлюсь, если при нашем обычае ни в чем не знать меры она окажется еще и композитором, и архитектором). Кашпировский обставляет свой уникальный дар аттракционными атрибутами на аренах стадионов.
Конечно, она — не сестра милосердия, а он — не чеховский земский доктор. Мишура иногда вреднее, чем забвение.
* * *
Очень нелегко было из самых дальних провинций страны привезти в Москву детей с родителями. Я имею в виду — деньги.
Международный научно-исследовательский центр — на полном хозрасчете. На кафедрах медицинской астрологии и хиромантии, прикладной биофизики, оккультной философии и других ведут лечебную и научную работу академики, профессора. Диагностируют, лечат. Заболевания сердечно-сосудистой системы, гинекологические заболевания, кожные болезни, бесплодие, наркоманию и алкоголизм. К услугам пациентов — иглотерапия, биоэнерго-, рефлексо- и мануальная терапия. Набор трав по старинным русским, украинским, грузинским и другим рецептам.
В Международном центре работают представители Монголии, Китая, Югославии, Болгарии, наши — у них.
Некоторым образом вернулись как бы старые времена, когда на Руси вместе со скальпелями, микстурами и клистирами существовали полноправно травники и волхвы, знахари и целители.
Лечение — платное. И платные курсы. Но и то, и другое вдвое дешевле, чем в многочисленных кооперативах, занимающихся народной медициной.
…К детям отнеслись, как к детям. Елка в Кремле, цирк, планетарий, Оружейная палата. В церкви, на Всенощной, священник рассказывал детям о Христе как целителе, о добром даре русских святых.
Потом была научная программа. Присутствовали американские, английские, австрийские специалисты, японские журналисты.
Детей осматривали психиатры, невропатологи, клиницисты. Хироманты центра устанавливали особенности развития детей, графологи по почерку определяли состояние организма.
Затем началось тестирование, иначе говоря — чудо. Взрослые запечатывали в конверты рисунки, а дети вслепую распознавали форму и цвет. Под плотно закрытым колпаком пытались раскачать шарик энергетическим потоком. Четверым опыт телекинеза удался, у двоих получилось, правда, слабо, у двоих — хорошо. Перед детьми раскладывали фотокарточки, и они определяли, кто — жив, а кто — умер. Трое определили точно: десять из десяти.
По правде говоря, я и теперь не могу поверить в это, хотя Гальперин повторил дважды.
— Да, десять из десяти! Комиссия же принимала. Гениальные есть дети. Мы устроили день открытых дверей, привели детей к нашим ежедневным пациентам. Семилетняя девочка находит болевую точку и снимает синдром.
Пусть из сотни — один окажется, вундеркиндом, вся эта акция оправдает себя?
— Уже оправдала. Они же не от мира сего. Они очень одинокие люди, эти дети. В глазах столько страдания, замкнутости. Они лишены сверстников, друзей, обыкновенных детских забав, игр. Обычные дети в школах и домах дразнят их, на них показывают пальцем взрослые. Родители в большинстве — люди малообразованные, выставляют детей напоказ, а иногда — заставляют их зарабатывать деньги. Здесь, в Москве, в гостиничном номере отец четырнадцатилетней девочки демонстрировал ее способности японскому журналисту. Она рассказывала, что делается за стеной, в соседнем номере: «незаправленная постель… полная женщина стоит…». Но это же адское напряжение, да еще в конце трудного дня. Ребенок может просто умереть. Рядом оказались наши врачи, зашли — девочка вся белая, пальцы холодные. …Да, акция оправдалась. Здесь дети раскрепостились, подружились, они же все здесь равные. В перспективе? Дадим рекомендации им, родителям. Будем следить за ними. Потом постараемся дать им медицинское образование — в институтах, училищах, чтобы использовать дар по прямому назначению, без шумихи и маскарада.
В человеке все должно быть от Бога, и ничего — от дьявола.
* * *
Они до слез не хотели уезжать. Не потому, что — Москва, а потому, что — среди своих. Они и на другой планете готовы встретиться.
Начинался обычный день. Врачи раскладывали по столу запечатанные конверты для тестов. А далеко в углу сидели без дела дети.
— А во-он в том конверте, справа — синие квадраты запечатаны,— говорил один от нечего делать.
— А рядом, в другом — красные кружочки.
— А я вот, затылком сейчас повернусь и все увижу.
— А я — животиком.
— Обождите, тихо, не мешайте. За стеной, в соседней комнате, знаете что?..
Играли, забавлялись: дети.
1992 г.