Очерк «Драма в Бечевинке» был опубликован в «Известиях» №183/184. В нем рассказывалось об убийстве председателя колхоза «Авангард» Белозерского района Вологодской области.
Убийца Николай Шипунов, дважды судимый, не работал, пил, терроризировал всю деревню. Нож для него был, как для меня авторучка — всюду носил с собой. Когда он ранил медсестру больницы, в деревню прибыла оперативная группа — без оружия, во главе с пьяным участковым Васюковым. Увидев в руках Шипунова нож, все четыре милиционера бежали, а распаленный преступник кинулся в дом председателя колхоза…
Писать о несчастьях — малоприятно, просто тяжело. Единственная отрада — минует время, и получаешь ответ: «Меры приняты».
В газете это зовется действенностью.
Заместитель министра внутренних дел СССР В. Лежепеков сообщил редакции о том, что упомянутые в статье и оставшиеся без наказания работники милиции привлечены к ответственности.
Появились имена и новых виновных, мне, автору очерка, прежде не известные. Так, заместитель прокурора РСФСР Н. Трубин сообщил «Известиям», что «статья «Драма в Бечевинке» р а с с м о т р е н а» (разрядка наша. — Э. П.) и что прокурор Белозерского района В. Потемкин от занимаемой должности о с в о б о ж д е н (разрядка наша. — Э. П.). Он наказан также в партийном порядке».
Ответы редакция, разумеется, опубликовала («Известия» № 268/269).
Пришло множество гневных писем от читателей. Что ж, если читатель принял газетные строки близко к сердцу — это тоже действенность. Однако массовое неравнодушие переоценивать не надо: от праведного гнева до гражданской активности, тем более личной смелости, порой далеко, иногда — пропасть. Запуганные жители Бечевинки тоже ведь кляли Шипунова.
В огромной почте оказалось письмо и от бывшего районного прокурора Потемкина. Он откликнулся на сообщение о принятых мерах неожиданно: с работы его якобы никто не снимал, ушел сам задолго до публикации «Драмы в Бечевинке».
«По моему личному заявлению приказом прокурора РСФСР № 292-к в связи с истечением конституционного срока полномочий и уходом на пенсию я был освобожден от занимаемой должности 26 апреля 1983 года. Копии приказов прилагаю».
Правда — вот они, копии. Что за наваждение? Возможно ли?
* * *
И вот опять я в Белозерске. Гостиничная дверь распахивается, выбрасывая вперед негнущуюся ногу, входит инвалид.
Потемкин.
Сразу к делу, как и договорились, принес все документы. Работал в Белозерской районной прокуратуре тридцать лет, вначале — следователем, потом без отрыва от работы закончил Ленинградский университет, потом здесь же в Белозерске — районным прокурором.
Я листаю документы, но невольно смотрю на его вытянутую прямую ногу. Сидит, а нога вперед.
— Давно?
— Давно.
В трудовой книжке две вкладки исписаны благодарностями, поощрениями. Я насчитал тридцать девять. Почетные грамоты бюро Вологодского обкома партии и облисполкома, Президиума Верховного Совета РСФСР, ЦК профсоюза госучреждений, Прокуратуры РСФСР, Генерального прокурора СССР Р. Руденко. Правительственная телеграмма, которую по поручению коллегии подписал в свое время прокурор РСФСР Б. Кравцов:
«Дорогой Виталий Васильевич, Указом Президиума Верховного Совета РСФСР вам присвоено почетное звание заслуженного юриста РСФСР, горячо поздравляем Вас…»
Все классные чины присваивались Потемкину в порядке поощрения досрочно. С 1961 года и до ухода на пенсию, то есть более двадцати лет избирался депутатом районного Совета, членом райкома и членом бюро РК КПСС.
Прокурора обычно назначают на один, максимум два конституционных срока полномочий — десять лет. Далее, если он показал себя хорошо, его переводят в другой район во избежание «сживаемости» (есть такой термин) с земляками. В Вологодской области есть единственный прокурор, проработавший в одном районе три срока. Да и во всей РСФСР, я выяснил позже, с тремя сроками — очень и очень мало.
А Потемкина впору в «Красную книгу» заносить — служил верно и непорочно в своем Белозерском районе четыре конституционных срока! Двадцать лет! И независимость сохранил, и принципиальность.
После убийства Степанова 20 января 1983 года Потемкин написал соответствующее в таких случаях представление, в котором часть вины взял и на себя: ослабил надзор за милицией. Потом «летели головы», кого-то снимали с работы, кого-то исключали из партии, наказывали беспощадно, но справедливо, а Потемкину бюро райкома постановило «строго указать».
Коллегия областной прокуратуры сочла это взыскание (его даже в личное дело не заносили) вполне достаточным, и по своей линии Потемкин не получил ни малейшего порицания.
В апреле прокуратура РСФСР издала два приказа. За № 292-к от 26.04.83 г. «Старшего советника юстиции Потемкина Виталия Васильевича освободить от должности прокурора Белозерского района Вологодской области в связи с истечением конституционного срока полномочий». И за № 90 от 27.04.83 г.: «За долголетнюю, добросовестную работу в органах прокуратуры т. Потемкина В. В. и в связи с уходом на пенсию… объявить благодарность и наградить ценным подарком».
Оба приказа подписаны и. о. прокурора РСФСР, государственным советником юстиции 2-го класса М. Сергеевым.
Но и по истечении четвертого срока Потемкин еще продолжал работать, пока не вышло новое положение о пенсиях для работников прокуратуры.
Провожали его в августе. Хорошо провожали, не казенно. Партийные и советские руководители, новый начальник милиции, да и все, кто хорошо знал прокурора, выехали на озеро. Была уха, тосты. Вот теперь, наконец, в первый раз, прокурор мог не опасаться «сживаемости». Приехавший из Вологды старший помощник областного прокурора по кадрам Швецов зачитал теплый «адрес» — искренние строки, душевные.
* * *
Когда я разговаривал с областным прокурором Л. Сермягиным, о письме Потемкина в «Известия» ему уже было известно. Он, конечно, понимал, что ругать сейчас Потемкина дело бесполезное, но и «реабилитировать» целиком его имя через газету тоже не желал. Разговор начался с того, что областной прокурор, вынув из сейфа личное дело Потемкина, сказал: «Вот, мы давали ему выговор. В 1978 году не приехал в Вологду на совещание горрайпрокуроров. Сослался на бюро райкома партии. Ну, мы выговор ему скоро сняли. Больше, правда, за тридцать лет ничего не нашли».
А зачем искали-то?..
Чтобы окончательно снять вопрос о возможной тривиальной ситуации, когда человека вроде бы, действительно, могли снять с работы — заслуживал, но, учитывая предпенсионный возраст и заслуги, пожалели, я спросил в упор.
— А если бы Потемкину было сорок лет и заслуг было втрое меньше, сняли бы?
— Нет,— честно ответил собеседник.— Какое-то взыскание вынесли бы. А снять? Нет.
* * *
Но где возник обман, как? Как все это вообще могло случиться?
После выступления «Известий» Прокуратура РСФСР 16 июля 1984 года запросила областную прокуратуру:
«…О результатах проверки, мерах, принятых к виновным должностным лицам… подробно информируйте Прокуратуру РСФСР до 25 июля 1984 г.».
Областной прокурор Л. Сермягин ответил, как есть: рассказал подробно о преступной халатности работников райотдела милиции, о том, кто и как из них наказан. И по поводу районного прокурора отвечено было тоже, как есть. Что он освобожден «в связи с выходом на пенсию».
Ответ областного прокурора (а там шла речь только о том, что было сделано до публикации очерка) и лег в основу ответа «Известиям». Что же из этого получилось? Я разберу этот ответ, подписанный заместителем прокурора РСФСР Н. Трубиным полностью, досконально, как разбирают в школе предложения по частям речи.
«Опубликованная в газете «Известия» статья «Драма в Бечевинке» рассмотрена.
Проверкой выявлены серьезные нарушения законности в Белозерском РОВД — при регистрации и разрешении заявлений о преступлениях, в связи с чем начальнику УВД Вологодского облисполкома внесено представление, которое рассмотрено на расширенном заседании коллегии УВД».
И проверка, и представление прокуратуры были весной, сразу после отъезда журналиста, собиравшего материал для очерка «Драма в Бечевинке». То есть незадолго ДО публикации.
«Начальнику Белозерского РОВД А. Бакланову объявлен строгий выговор».
Бакланов никакого отношения к событиям в Бечевинке не имел, поскольку работал тогда в Череповце, а Белозерский райотдел милиции возглавлял Сысоев, который был снят с работы ДО публикации очерка.
«Участковый инспектор Белозерского РОВД Васюков за халатное отношение к исполнению служебных обязанностей по осуществлению контроля за поведением Шипунова, находившегося под административным надзором, привлечен к уголовной ответственности и осужден к 1 году исправительных работ».
Эти факты были не просто ДО публикации, они легли в основу публикации «Драмы в Бечевинке». И о халатности Васюкова, и о том, что его судили, — обо всем подробно рассказывалось в очерке.
«Ответственный дежурный этого РОВД Аралов за неумелые действия по организации задержания Шипунова перед убийством от занимаемой должности освобожден, исключен из членов КПСС».
Эти наказания дежурный райотдела получил сразу после трагедии в Бечевинке, то есть более чем за год ДО публикации в «Известиях». Фамилию Аралова я не называл в очерке, он вошел в число «ряда других», подвергнутых наказанию. Передо мной сидел тогда подавленный, больной (после сердечных приступов) человек, все осознавший.
Итак, очерк «Драма в Бечевинке» был «рассмотрен» Прокуратурой РСФСР ДО его публикации. Это — во-первых. Во-вторых, прокуратура сообщает при этом пока лишь о мерах, которые приняла милиция в отношении своих работников. А как же с сотрудниками прокуратуры? Вспомнили — есть Потемкин: ему все равно, он на пенсии. И вот она, точка:
«Прокурор Белозерского района В. Потемкин от занимаемой должности освобожден».
Даже не точка — восклицательный знак.
Не рассчитали: не учли самой малости — человеческого достоинства.
* * *
Первое, что сказал мне при встрече заместитель прокурора РСФСР Николай Семенович Трубин, автор ответа в редакцию:
— А что, какая разница, как освобожден. Все равно ведь не работает.
Потом:
— Хорошо, а что теперь делать? Давайте нам его письмо, мы разберемся.
Ославили, значит, на всю страну, а «разбираться» один на один?
* * *
Снова побывал я в Бечевинке. Зашел в дом покойного председателя колхоза. Нину Ивановну, жену, не застал: в Череповец переехала с детьми. Дверь открыла старушка, чья-то мать.
— Ее? — спросил я.
— Его, — сказала она и заплакала.
Живет одна, но ей помогают, и дрова, и газ в баллонах — все есть. Соседи у нее замечательные. Я о Бечевинке мнения не изменил, но соседи, правда, хорошие — новый председатель колхоза Семенов с семьей. Те три месяца, когда все шло к развязке, он, к сожалению, был в отъезде — на курсах. Нина Ивановна позвонила Семенову-старшему, отцу: Женю ранили (она еще не знала, что убили), Шипунов под окном. И Иван Васильевич, ему за шестьдесят, бывший фронтовик, разведчик, кинулся к дому Степановых. Все следующие ночи, их много было, Нине Ивановне с девочками страшно было одним в доме, и Иван Васильевич оставался у них ночевать.
Надежные люди всюду есть.
Здесь, в Бечевинке, яснее, чем прежде, думалось о несчастьях и бедах, которые случаются чаще не потому, что кто-то ненадежен, или неспособен, или просто дурен, а потому что мы не знаем об этом. Человек выдает себя не за того, кто он есть. Иногда ничего праведного, ни заинтересованности, ни желания — все видимость. Вместо дела — видимость дела, вместо цели — видимость цели. Ведь знай мы заранее, чего стоил ленивый и трусливый участковый милиционер Васюков со всей своей опергруппой захвата — жив, жив был бы председатель колхоза…
Побыл я и на могиле Степанова. Ухоженная, опять сноп хлебных колосьев, уже нынешнего, недавнего урожая, памятник аккуратный.
…Ах, какой был бы памятник ему от нас, от всех, самый прочный и светлый, если бы сейчас, после его гибели, мы не лгали друг другу.
И главное — зачем? В очерке ни словом не упоминалась прокуратура, и редакция не ждала от нее никакого ответа. Показать, что прокуратура не в стороне от этой шумной истории? Но мы знаем: прокуратура стоит на страже законности у последней черты, и авторитет ее в нашем обществе столь велик, что не нуждается в искусственной поддержке.
Как же нужно не уважать орган печати, чтобы составлять такую классическую отписку,— от первого абзаца до последнего. Но ладно, газета — пусть, тут не до ведомственных обид, как же нужно не уважать само дело, которому ты служишь.
Самое настораживающее — в том, что сделано все было с легкостью, без всякой нужды. В таком случае, может быть, и лучше, что дело коснулось имени, а не судьбы.
Кого обманываем мы, создавая видимость работы вместо работы, видимость цели — вместо цели?
Кого обманываем мы?
Себя.
* * *
Что понравилось мне в письме Потемкина — простосердечие: «Прошу Вас изыскать возможность в публичной реабилитации, если не в вашей, то в областной газете «Красный Север» или районной «Новый путь».
Ему и перед местными журналистами неудобно, он, Потемкин, ведет в газете внештатный юридический отдел. Еще руководит секцией в районном Совете ветеранов войны. Еще он — заместитель секретаря первичной парторганизации нарсуда и прокуратуры. Перед ними, коллегами, тоже как-то неловко. Еще Потемкин — депутат райсовета.
Да просто перед соседями неудобно.
Мы идем с Потемкиным по вечернему Белозерску, он мне рассказывает, а я все смотрю на его левую ногу. От ходьбы она к концу дня опухает. Все эти тридцать лет.
Виталий Васильевич — инвалид войны.
Начались зимние школьные каникулы 1943 года, когда его, десятиклассника, мобилизовали. Было ему тогда семнадцать.
А всего из Белозерска уходило их в тот день тридцать шесть человек. Тридцать шесть мальчиков. Уходили почти безвозвратно.
Юный Потемкин еще учился на курсах в пехотном училище, когда старший брат его Николай, десантник, погиб. Отец, получив похоронку, умер. Остались мать и пятеро сестер.
Курсы были ускоренные, он вышел рядовым, и все звания получал в боях. Первые бои — под Харьковом, на третий день он, пулеметчик, был ранен осколком мины в левый локоть. Это было в августе сорок третьего. После медсанбата — снова бои, форсировал Днепр. И снова в августе сорок четвертого, под Бухарестом, его опять ранило. Он, уже лейтенант, командовал ротой противотанковых ружей. Брали высоту, и пулеметной очередью ему пробило левое колено, плечо и правую руку. Солдаты тащили его на плащ-палатке под огнем пять километров.
Медсанбат в Румынии, госпиталь в Бельцах. Ему хотели ампутировать ногу, но он не дал.
Домой приковылял: в правой руке костыль, в левой палочка. Единственный мужчина в доме. Раны еще долго открывались.
…Тридцать шесть мальчиков уходили тогда зимой на войну.
Тридцать из них погибли. Шестеро вернулись.
Все шестеро вернулись инвалидами.
Что ни говорите, как бы он даже ни работал те два своих последних года — пусть даже сдал немного, но тот день, когда он уходил, — и грамоты, и цветы, и речи, и все-все это было итогом не этих двух лет, а всей его жизни, прожитой не напрасно.
* * *
Мы идем с Потемкиным по вечернему Белозерску, хрустит снег под ногами, первый снег. И я от имени газеты прошу прощения у бывшего прокурора.
Бечевинка — Белозерск — Вологда
1984 г.
Последушки
- Драма в Бечевинке (1984)
- После «Драмы в Бечевинке» (1984)