Всенародная память — это память каждого из нас.
Каждого.
У военного времени много красок. Горечь и боль утрат — да, было. Торжество Победы — конечно. И еще — сознание долга перед будущим.
Сколько людей — столько воспоминаний. У каждого была своя судьба, у каждого — свои потери и обретения, невзгоды и радости.
Взрослые помнят по-своему, дети — иначе.
Взрослые помнят еще и разумом, дети — только сердцем.
Когда вышел на экраны двадцатисерийный документальный фильм «Великая Отечественная», память всколыхнулась. Вновь предстала перед всеми огромная война — в полном объеме и истинном масштабе, и вновь предстал, поднялся в полный рост советский солдат — Освободитель.
На Центральную студию документальных фильмов хлынули письма, которые ошеломили: на маленьком светящемся экране матери увидели вдруг своих давно погибших сыновей, вдовы — мужей, сыновья и дочери увидели своих отцов. Улыбающиеся, бреющиеся в окопе, идущие в атаку — молодые, близкие. Живые.
Пять с половиной лет назад я писал о создании этого фильма, о тех чувствах, которые он пробудил. О фронтовых кинооператорах — главных, незаменимых создателях. 252 фронтовых кинооператора сняли четыре миллиона метров бесценной пленки. Они вели съемки с первого часа войны и до последнего. Запечатлевая историю, эпоху, никак не думали они, что благодаря их скромному труду много десятилетий спустя жены и матери на склоне лет снова увидят своих мужей и сыновей.
В очерке («Память», «Известия» № 270, 1979 год) была выражена надежда, что киностудия переснимет со старых кинолент фотографии и вышлет их по просьбе (не просьбы — мольба!) авторам писем.
На другой же день позвонил молодой талантливый режиссер (один из создателей фильма) и решительно сказал, что нехорошо обнадеживать зрителей, что на студии некому заниматься пересъемкой, фотографий (и правда, это — не дело киностудии), что для пересъемок нужна специальная аппаратура, а ее нет (действительно — нет), что, скорее говоря, несмотря на обещания, студия этим заниматься не будет.
Что ж, жизнь есть жизнь. Шли месяцы, молодые режиссеры и операторы ездили по странам и континентам, снимали новые фильмы.
Но именно потому, что жизнь есть жизнь, в необъятной суете ее нашлись, не могли не найтись, и те, кто откликнулся на просьбы телезрителей. Помочь взялся не кто иной, как старый фронтовой кинооператор Алексей Алексеевич Лебедев. Он смастерил специальное приспособление для пересъемок с кинолент. Работа оказалась трудоемкая, на помощь пришла старший редактор кинолетописи Антонина Владимировна Волкова, так вдвоем они и работали — иногда допоздна. Недели, месяцы, годы.
* * *
Теперь я вновь могу вернуться к неповторимым письмам — и к новым, и к прежним: рядом с фотографиями строки оживают, дышат.
«Я не была участницей войны, воевали многие мои родственники, в том числе три моих брата, старших, и все погибли. В десятом фильме я увидела брата своего Полиекта Константиновича Позднякова. Вот когда взяли город Орел и все воины идут по разбитой улице, и он — самый первый — в гимнастерке, брюках, фуражке, немножко низко козырек на глаза и улыбается. Только он мог так улыбаться. Я плачу и не могу все хорошо написать. Я очень прошу вас, пожалуйста, покажите еще раз десятый фильм. Мы еще раз увидим своего братца, он в середине фильма идет, и его никто не заслоняет. Красивый, улыбается, в фуражке. У брата Полиекта осталось пять человек детей. Все дети выросли хорошие, ученые, работают, имеют свои семьи.
В нашей родне погибло 22 человека. А мать наша умерла от горя.
С уважением к вам А. К. Вахрушева, г. Ярославль».
Иногда один и тот же кадр вносит смятение в самые разные семьи.
«Все 20 фильмов «Великая Отечественная» я посмотрела дважды. И оплакала каждый фильм.
В самом первом фильме два бойца несут раненого танкиста. Раненый повернул лицо, и я узнала брата. Мне 62 года, я до сих пор помню его взгляд, губы, волосы, лоб, все его черточки помню. Когда увидела, я чуть не крикнула: «Братец! Алеша!» В кинозале «Юбилейный» было полно людей, в том числе и молодежь. Я сдержала себя, а слез сдержать не могла. Я все ходила по городу, узнавала, в каком кинотеатре идет первый фильм.
Я прошу вас, если можно, этот кадр переснять.
С уважением О. Капустина, г. Усть-Каменогорск».
И вот другое письмо:
«…Из-за танка двое выносят на руках моего мужа, левой рукой муж обнял за шею танкиста. Мой муж — Шишов Борис Иванович… Убедительно просим вас выслать этот кадр.
Семья Шишовых — вдова, сын, невестка и внучка».
Между киностудией и зрителями завязывается переписка, и Лебедев, и Волкова просят уточнить: какой именно кадр, какой боец имеется в виду? Отправляя фотокарточки, просят сообщить, ОН ли — муж, брат, отец.
Это было самое трудоемкое: найти нужный кадр.
— Знаете, как бывало,— рассказывает Антонина Владимировна.— Женщина пишет: муж стоит на опушке леса, сзади и справа лес, слева — поле. Весь фильм пересмотрела, несколько раз — нет нигде. Потом женщина сама приехала в Москву, пришла на студию. Смотрим вместе и что же — узнала мужа, но стоит — среди городских развалин… А поле и лес мелькнули раньше перед этим, это ей и запомнилось, совместилось. А одна старушка пришла — сына искала. Смотрим с ней вместе, аптечка рядом. Два раза фильм просмотрели, не нашли. Может, и нехорошо это, но я рада была, что не нашли. Я на нее глядела — она б не пережила…
* * *
За полвека своего существования Центральной студии документальных фильмов еще не приходилось иметь дело с подобными просьбами.
«Дорогие товарищи кинодокументалисты! Ко мне, участнику войны, обратилась соседка, с которой проживаем на одной лестничной площадке. Васса Петровна Николаева, которой сейчас 79 лет, сказала, что в фильме «Освобождение Белоруссии» в одном из эпизодов якобы промелькнуло лицо ее сына Петра Александровича Николаева, погибшего в июле 1944 года.
Чтобы убедиться в этом, я по ее просьбе договорился в Чебоксарах с директором кинопроката и привел на просмотр этого фильма Вассу Петровну. И вновь в одном из кадров она увидела своего сына. И, конечно, слезы, крик: «Мой Петя!.. Живой!..»
У меня к вам большая просьба: ради памяти погибшего воина пришлите, пожалуйста, несколько фотографий с этого кадра. Перед этим голос диктора рассказывает о мужестве русского солдата. Два наших пулеметчика тащат ящик с патронами. Затем лицо командира в военной фуражке. И сразу же лицо солдата в каске, утирающего рукавом пот со лба.
У матери нет ни одной фотографии сына, кроме одной, когда Петя снят вместе со сверстниками при окончании 4-го класса сельской школы.
С уважением, бывший командир орудия 307-го гвардейского минометного полка гв. ст. лейтенант П. Федоров».
Невозможно представить: почти сорок лет спустя дети увидели своих отцов — впервые, до этого даже на фотографии не видели.
«Дорогие товарищи, пишет вам из Калининграда Евгения Ивановна Ушаровская. Я сама была фронтовиком, ходила на судах Черноморского флота и в 1944 году, будучи демобилизованной по ранению, мы наконец встретились с мужем: он, летчик, приезжал на отдых. Мы тогда думали, что война идет на исход и пора иметь наследство. Так родилась дочь.
Уже после Дня Победы я получила извещение, что муж мой погиб в боях за Берлин. Так моя дочурка, рожденная в 1945 году, отца своего и не увидела. И фотографии ни одной не осталось, несколько раз за войну мне пришлось тонуть, и море поглотило все.
Я с надеждой смотрела 11-й фильм «Война в воздухе», вот, думаю, может, увижу своего мужа, но фильм закончился. А его все нет. Уже запел Лещенко «День Победы», показали уже праздничные столы, за которыми собрались в годовщину Победы, а затем вдруг — что это?— показывают старый кадр: из приземлившегося самолета выскакивает первый летчик, затем — второй, снимает шлем и… это мой муж! Умоляю ради моей дочери и, главное, ради восьмилетнего внука, ну, пришлите, пожалуйста, эту фотографию, ведь можно снять с этого кадра. Я, может, сумасбродно написала, но поймите меня и простите. Мне уже шестьдесят лет. Когда на второй день я внуку и дочери показала живого отца и деда, то внук сказал: «Бабуля, какой же он дед, он же молодой…» Я так горько плакала».
Вот так, много лет спустя, снова сошлись, пересеклись судьбы людей — посмертные и прижизненные. Посреди ясного, благополучного сегодняшнего дня обрушились, ворвались в обжитые дома старые утраты, напомнив, что и юность, и молодость, и любовь, все это было когда-то наяву.
Война была, к сожалению, не только мужским делом.
«В первой серии фильма «Великая Отечественная» я узнала свою сестру Гершанович Нину. До начала войны она служила в 209-м медико-санитарном батальоне в г. Речице (Белоруссия). Диктор говорит: «Было тяжелое время». По дороге ведут наших военнопленных, и крупным планом показана девушка в гимнастерке, прическа валиком, с окаменелым лицом, кругом немцы. Она для меня была самым дорогим человеком. Алексей Алексеевич, я понимаю, что ничего не изменишь и ничего не вернешь, но мне хотелось бы узнать о ее судьбе.
С уважением Анна Гершанович, г. Минск».
Вместе с фотографией Лебедев и Волкова отправили ответ:
«Эпизод с пленной взят из немецкой трофейной хроники, место и время съемок установить невозможно».
* * *
Недавно киноэпопею «Великая Отечественная» снова, в который раз, показывали по телевидению. Думаю, что все эти люди смотрели ее с тем же чувством. В Ленинграде во время первого просмотра «Блокады» нескольких человек вынесли из зала.
— Хоть медпункт при кинотеатре открывай, — сказал кто-то.
Медпункт не медпункт, но машина «Скорой помощи», случалось, дежурила у кинотеатра.
Даже бесстрастные невинные титры фильма вызвали волнение: «…В титрах указано: главный консультант Курочкин П. А. Я родилась в 1932 году и не помню своего отца, когда подросла, мне сказали, что мой отец Курочкин Петр Андреевич погиб на Ленинградском фронте, был он летчиком на тяжелых бомбардировщиках. Это все, что я знаю. У меня сын Димка — 12 лет, теперь он потерял покой — а вдруг это его дедушка? Ведь всякое в войну бывало! Простите, но нам с Димой надо успокоиться.
Л. П. Пучкова, Ленинград».
«Уважаемая Людмила Петровна! Главный консультант киноэпопеи — генерал армии Курочкин — Павел Алексеевич…»
«…Уважаемая Нина Николаевна! Кинооператор А. Шило — Арсений Петрович Шило. Так что, к сожалению, это не Ваш брат».
«…Уважаемый Николай Александрович! Кинооператор А. Быстров погиб под Шлиссельбургом в 1943 году. Его имя и отчество — Анатолий Николаевич. Так что это не Ваш отец».
«…Уважаемая Анна Иосифовна! Полное имя звукооператора И. Гунгера — Игорь Феликсович. Так что это, к сожалению, не Ваш брат».
Тем, кто ошибался, замечая родные черты, все-таки полегче.
«Получила от Вас фотоотпечаток, за что искренне благодарю. Но брови, глаза — не сходятся, к сожалению, это не мой брат. Горько, тяжело, но что делать. Фотографию буду беречь, очень большое сходство.
Л. Зверева, г. Москва».
Остаются на память дорогие черты. Образ.
* * *
Письма — как следы, если, идти по этим следам, от одной могилы к следующей, можно составить своеобразную летопись войны. Они проведут нас по местам всех больших сражений и выведут в конце концов к государственной границе.
«Ж. Чурикова, г. Пушкино. В 17-м фильме киноэпопеи я увидела своего дядю (брата моей мамы), погибшего в деревне Дульковщина тогда Белостокской области. В фильме он стоит у пограничного столба. Как узнать, сохранилась ли могила дяди Леши? Прилагаю вам письмо фронтового друга дяди Леши моей маме».
Письмо — в письме.
«Здравствуйте, Валентина Андреевна! Первым должен Вам сообщить очень печальную весть. Ваш брат Алексей Андреевич Федячкин 10 августа 1944 года был тяжело ранен, а в девять часов вечера скончался. Я как близкий его товарищ похоронил как полагается. Могилу выложил пластами с зеленью. Сделал хорошую оградку, памятник. В общем, сделал, как нужно, ну все, до свидания.
Усольцев.
13 августа 1944 г.».
Дальше следы-письма ведут в Европу.
«В фильме я увидел, кажется, себя: меня несли на носилках. Война шла к концу, в Эльбинге меня тяжело ранило: пуля попала сантиметром ниже левого виска, а вышла с правой челюсти. Помню, несли, и санитар говорил мне: «Смотри, тебя на кинуху снимают, вот невеста увидит». Но у меня невесты тогда не было. Теряя сознание, я подумал: «Не увидела бы мама…»
Бывший разведчик 360-й отдельной разведроты 281-й дивизии И. Булькач».
«Наш 614-й минометный полк пришел с юга на помощь Праге. Ликующая Прага встречала нас морем цветов, все жители были празднично одеты. Я увидел нашего военного с кинокамерой, он подавал мне сигнал: дескать, внимание — снимаю. Но я отошел к жителям улицы, взял на руки двух ребятишек и сказал: так лучше. За давностью я забыл все это и вдруг в кино увидел себя с детьми на руках.
Тогда в Праге мне было 20 лет. Путь мой на Родину был долгим, я воевал еще с Японией.
А. Ромахин».
* * *
Последняя фотография — символ.
«С. Филатова, Ленинград. В 18-й серии «Битва за Берлин» я неожиданно увидела в кадре своего папу. Это было невероятно.
В сорок первом наш отец в числе первых уходил на фронт добровольцем. Нас у мамы оставалось семеро. Как мы выжили тогда, не знаю. Тогда я была маленькая, мне не было и года. В Берлине для папы война не кончилась, она кончилась для него с разгромом японских интервентов. Нам повезло, папа вернулся живым. Правда, тогда он казался мне очень-очень старым и незнакомым.
В кадре папе за пятьдесят. Теперь, когда возрастом я почти приблизилась к папе тогдашнему, он мне кажется таким молодым, таким бесконечно родным.
Фильм потряс меня. После фильма я так плакала. Я вспомнила голодные послевоенные годы, нас, маленьких, и очень худое мамино лицо. Мамины натруженные руки. Грубые оберточные листы бумаги, на которых мы писали тогда в классе… Я смотрела фильм много раз, на всех экранах Ленинграда.
Лицо папы показано крупным планом. Только его лицо. Во весь экран. Помните, солдаты расписываются на стенах рейхстага? Солдаты на отдыхе. Снова бои. А дальше — мой папа. С усами, в грубой солдатской шинели, в каске. Я все думала: почему на экране так крупно показано лицо именно моего папы? Я понимаю теперь, во взгляде его так много мудрости, так много страдания и доброты.
Уже тогда за плечами его была богатая биография: участник гражданской войны, один из первых коммунистов Забайкалья, первый председатель колхоза.
Папа умер в 1971 году, на 81-м году жизни, дома, на родине, в Забайкалье. Перед самой смертью он поцеловал партийный билет…
А мама наша жива. Она очень старенькая. Часто стала болеть. Этот фронтовой кинокадр будет бесконечно дорог ей».
…Переснятые со старых кинолент фотографии висят теперь на стенах в избах и домах или заветно хранятся в семейных альбомах. До конца дней они будут напоминать о юности, о верности и о том, как надо любить Родину.
* * *
Письма на студию идут до сих пор.
1985 г.