Жена мятежного генерала (1994)

Недавно в «Известиях» (№ 141) были опубликованы отклики читателей на серию очерков о генерале Петре Григорьевиче Григоренко, восставшем против советской власти («Мятежный генерал» — «Известия» №№ 59—61). Среди откликов — письмо Генриха Алтуняна, друга и сподвижника Григоренко. Генрих Ованесович — армянин, родившийся в Тбилиси и проживавший в Харькове, провел в тюрьмах и политических лагерях более девяти лет. Его освобождали в феврале 1987 года, в те дни, когда на другом краю света, в Нью-Йорке, умирал Петр Григорьевич.

«Жаль, что не нашлось места для фотографии Зинаиды Михайловны (жены Григоренко.— Авт.) или такой, где они вместе, — пишет Генрих Алтунян, ныне член Верховного Совета Украины. — Вообще о женах наших политзаключенных можно писать романы. Это, как правило, героические женщины, которым было несравненно труднее, чем многим из нас в тюрьмах, лагерях и даже психушках. Тяжести, выпавшие на их плечи, не идут ни в какое сравнение, скажем, с долей декабристок. Зинаида Михайловна вполне достойна своего мужа».

Я разыскивал фотографию Петра Григорьевича и Зинаиды Михайловны, где они вдвоем, в Нью-Йорке, на закате долгой совместной жизни. Этот снимок должен был венчать повествование о мятежном генерале. Разыскать снимок не удалось.

И о Зинаиде Михайловне написать собирался, надеясь на встречу, личное общение. Однако она далеко — в Нью-Йорке, все собиралась приехать в Россию, но никак не позволяет здоровье. Время уходит, вместо «романа» или даже очерка, вместо любой достойной прозы о ней остается пока единственный жанр: штрихи к портрету.

На этой фотографии они — молодые и сильные, его арест еще далеко впереди, ее — позади.

Оба — судьба, парад планет! — родились в один день — 16 октября.

Оба женаты вторым браком.

Михаил Иванович Егоров — отец Зинаиды Михайловны — вошел в революционное движение в 1904 году. В коммунистическую партию верил свято. И детей своих воспитал такими же идеалистами: два сына и четыре дочери вступили в партию. Партия воздала всем. Старший сын в 1934-м был застрелен на Дальнем Востоке, младший во время массовых арестов 1936 — 1938 годов ушел в бега, скрывался. В 1936-м были арестованы два зятя: одного расстреляли, другого убили прямо на следствии. Старшая дочь погибла в лагере, другая — Зина, будущая жена Григоренко, долгие месяцы провела в Бутырках. Ее взяли за первого мужа — «врага народа». Уводили из дому, когда сын Олег — инвалид — лежал с менингитом при температуре 40. В камере на тридцать человек оказалось набито более двухсот женщин.

Несчастный Михаил Иванович так до старости и остался идеалистом, верным ленинцем. Умер в 1948 году.

Григоренко познакомился с семьей в начале 1939-го.

«Когда я увидел этот коллектив беспомощных людей, у меня заныло под ложечкой. Двое стариков (отец и мать), больной сын, который даже разговаривает так, что понимает его только мать, двое племянников от сестры, арестованной в 1937 году. Среди них работающая только Зинаида. А работает она, несмотря на свое высшее образование, техническим секретарем и получает гроши. После ареста до преподавательской и другой высокооплачиваемой работы ее не допускали.

— Как же вы живете? — спросил я у матери, когда Зинаида вышла.

— А Зина по ночам стирает и шьет, — ответила она»*.

Петр Григорьевич, типичный советский военачальник, благополучно шагал по служебной лестнице, и это она, Зинаида Егорова, раньше него прошедшая тюремные коридоры, помогла ему спуститься с небес на грешную землю. «Она способствовала становлению моего взгляда на жизнь, осуждала мою слишком большую приверженность к строю, тихонько и скромно подсказывала реалистический взгляд на события, не давая слишком увлекаться преимуществами власти, сдружила меня с людьми, которые помогли мне мыслить».

Начались мытарства генерала. Он вернулся с партколлегии Комиссии партийного контроля ЦК КПСС, где над ним издевались:

— Это же бандиты. Растленные, разложившиеся типы.

— А ты это только узнал? — ответила она. — Мне это давно известно. Но уж раз знаешь, теперь и веди себя соответственно.

Зинаида Михайловна была по-женски предусмотрительна и по-мужски смела. Знаменитое роковое выступление мужа на партийной конференции было для нее неожиданностью.

— Если бы ты со мной посоветовался, я бы сказала: это допустимо, если за собой имеешь подкрепление, тыл. Но если решил, я бы поняла… Я пошла бы на конференцию незаметно для тебя и там, на конференции, организовала бы поддержку.

Она все время шла рядом, это была не поддержка — жертвенность. Она даже стала военнослужащей вместе с ним: подала заявление в армию, сдала экзамен по программе медсестры, была аттестована в звании старшего сержанта и направлена в медчасть бригады.

В войну Зинаида Михайловна оказалась перед тяжелым выбором: дома — больной сын и старики родители, на фронте — муж.

— Если тебя убьют, я никогда не прощу себе, — сказала мужу и отправилась на фронт.

И воздушные налеты, и артобстрелы, и прочие опасности, и военные лишения она, фронтовая медсестра, прошла.

После одного из тяжелых ранений Петра Григорьевича положили на хирургический стол, чтобы ампутировать ногу. Примчалась, ворвалась Зинаида Михайловна:

— Нет! С ним ничего не случится. Оставьте…

Главный хирург армии ответил медсестре растерянно:

— Хорошо… оставим ногу. На вашу ответственность.

Бесстрашная медсестра стала вдруг бояться обстрелов, налетов, шума боя. Врач определила — беременность. И Зинаида Михайловна покинула фронт перед самым Рождеством Христовым, год — 1944-й.

«Я часто думал, как мудро устроен мир Божий. Жизнь своего плода для матери дороже, чем собственная жизнь. Ведь сколько раз она подвергалась смертельной опасности, а относилась к этому со спокойствием. Но вот в ней зародилась другая жизнь, отдаленный орудийный выстрел начал вызывать страх… — за жизнь другого, еще неродившегося. Только Бог мог вселить это чувство. О, если бы люди научились также, по-божески, относиться к жизни ближнего своего, как прекрасен стал бы мир».

После войны семья Григоренко жила, как все: Петру Григорьевичу предложили было большую должность «с дальним прицелом», но очень скоро знакомый генерал-майор сказал ему доверительно:

— Они там придумают форму отказа, но я вам скажу, что не пропустила вас контрразведка. И подчеркнул: из-за жены.

Типичное явление, повальное: в войну люди были нужны, многих повыпускали из тюрем, от людей брали все, что они могли дать, после победы многих, как отработанный материал, отправляли обратно в тюрьмы, мало кто жил по предназначению. У Григоренко — семья 9 человек: ее родители — старики, пятеро детей. Почти у всех иждивенческие и детские карточки. Доживая последние месяцы, верный ленинец Михаил Иванович Егоров чинил соседям обувь и этим зарабатывал для семьи. Зинаида снова шила по ночам. Петр Григорьевич подрабатывал статьями в военных журналах и по своей инициативе писал кандидатскую диссертацию.

В 1962 году опального генерала отправили служить в Уссурийск. Проводы превратились в триумф — вся платформа оказалась заполнена папахами (хотя многие сослуживцы к самому вагону подойти не посмели). «Это тебе Никита не простит», — сказала жена и оказалась права.

Каждое изгнание, каждая акция заканчивались печально для здоровья. Климат Уссурийска оказался губительным для бронхов Зинаиды Михайловны, у нее началась тяжелая астма, местные врачи оказались бессильны снять приступы. У Петра Григорьевича случился инфаркт. После первых 15 месяцев тюрьмы и спецпсихбольниц, когда генерал временно ненадолго был выпущен на свободу, у Зинаиды Михайловны обнаружили рак груди. От рака груди умерла и первая жена Петра Григорьевича — зловещее повторение. К счастью, операция прошла благополучно. После следующего многолетнего заключения в Черемховской спецпсихбольнице здоровье самого Григоренко было просто изуродовано.

«Я говорил о муках заключенных спецпсихбольниц. Но ведь есть еще любящие жены, матери. Кто измерил их мучения? Что переживает та жена, которая знала своего мужа как бодрого, жизнерадостного, энергичного человека и вдруг встречает с потухшим взглядом, опущенными плечами. А потом раз за разом, от свидания к свиданию, видит, как гибнет его интеллект, как уходит навек дорогой образ. Мне трудно представить эти переживания. Я готов лучше сам идти на муки, чем видеть это на жене или детях…»

После заточения в Черемховской больнице Григоренко в сопровождении жены и прапорщика направили в одну из подмосковных психушек. Перрон в Москве был совершенно пуст, прибывший вагон окружила милиция. По путям прямо на перрон въехали две «Волги».

— Садитесь, Петр Григорьевич, едем!

— Нет, не едем, — жестко заявила Зинаида Михайловна. — Пока к вагону не пустят встречающих нас детей и друзей — никуда не поедем.

Оцепление разжали, пропустили. Снова:

— Пора ехать! А для вас, Зинаида Михайловна, места нет.

— Для меня?! — она резко открыла дверцу машины. — Это для кого-нибудь из вас нет места.

Кто-то из старших чекистов начал любезно помогать ей.

— Не обращайте внимания, этот товарищ не в курсе дела. Это место — ваше, а Петр Григорьевич — рядом, в серединочке…

В Ташкенте, после ареста, Григоренко объявил голодовку.

«Сопротивляюсь как могу. Меня снова бьют и душат, вывертывают руки, специально бьют по раненой ноге».

Обо всех угрозах Петру Григорьевичу и издевательствах над ним жена сообщала на Запад, в частности на Би-би-си, «Немецкую волну», «Голос Америки». Она спасала мужа гласностью.

Жена генерала встала у стен Лубянки, защищая не только мужа, но и всех других узников совести. Она писала протесты, заявления, письма в защиту арестованных правозащитников, требовала изменить меру пресечения, предлагала взять узников на поруки, внести за них денежный залог (при ее собственном материальном бедствовании).

Она отбивала (и отбила) мужа в отделении милиции, куда затащили Петра Григорьевича напавшие на него вечером на улице «топтуны». Она помогла бежать Мустафе Джемилеву, несколько месяцев скрывавшемуся от ареста. Вечером он зашел в дом Григоренко, заночевал, а утром пришли с обыском. Зинаида Михайловна прямо во время обыска сунула на кухне Мустафе две пары теплого белья, теплую верхнюю одежду, и тот из окна по веревке спустился вниз. Она же, Зинаида Михайловна, когда Мустафа сломал ногу, пришла в Институт Склифосовского и из-под носа чекистов увела его из больницы…

С чекистами у нее сложились странные отношения: она открыто презирала их, они знали об этом и терпели ее. Когда Зинаида Михайловна заболела, Петр Григорьевич повез ее в Ялту (там он устроился грузчиком: безденежье уже прочно вошло в быт семьи). Зинаида Михайловна почти сразу обнаружила четырех (!) агентов: две молодые пары, игравшие роли мужей и жен, а может быть, и настоящие супружеские пары, завербованные КГБ. Шел август 1968 года. Советские танки ворвались в Прагу, и Григоренко с женой прервали отдых. «Топтуны» проспали их отъезд, поезд в Симферополе задержали на 20 минут, когда потные, запыхавшиеся чекисты вскочили в вагон. Зинаида Михайловна, глядя им в лицо, сказала громко и презрительно: «Проспали! Шляпы!». Те молча скрылись в свободное рядом купе. Когда поезд подходил к Курскому вокзалу, Зинаида Михайловна сказала в коридоре одной из жен-чекисток: «Пусть ваши кавалеры чемоданы за стариком несут». Та вскочила в купе и взволнованно передала: «Она говорит, чтобы вы за ними чемоданы несли…»

Через полтора месяца в Москве судили правозащитников, вышедших на Красную площадь с протестом против советской агрессии. Возле здания суда — вооруженная милиция, чекисты с повязками дружинников, в соседних дворах — подразделения мотополка. Все готово к провокации. Появляются рабочие в заляпанных комбинезонах. Зинаида Михайловна первая засветила их: «Что ж это ты — комбинезон натянул рабочий, а туфельки лаковые оставил». «Рабочие» растерялись, пошли обратно, один зло прошипел: «Ах ты, жидовка (?)! За ноги бы тебя, да головой об дерево, чтоб мозги выскочили». «Рабочие» вскоре вернулись, переодетые в свое, цивильное.

Ускользнув из-под домашнего ареста, Григоренко умудрился съездить под Рязань к Солженицыну, по дороге заметая следы, менял поезда, потом среди ночи искал такси. Они увиделись впервые, проговорили непрерывно пятнадцать с половиной часов. После возвращения домой раздался телефонный звонок, трубку сняла Зинаида Михайловна. На просьбу: «Петра Григорьевича!» — ответила:

— Пришел, пришел. Столько вас молодых лоботрясов и за одним стариком не уследили. И за что вам деньги платят?

На другом конце провода все покорно выслушивали.

С самого начала гонений и травм Зинаида Михайловна заявила, что в КГБ по вызовам являться не будет. Когда измученный генерал был наконец выпущен на свободу, на другой же день Зинаиду Михайловну вызвали… в милицию. Звонивший чекист заметил, что квартиру Григоренко посещает слишком много людей. «Это еще немного, — ответила она. — Много будет в воскресенье, мы объявили его днем открытых дверей. Приходите и вы…»

Смелость и открытое презрение стоили многого. Ведь раскаяния чаще всего добивались не пытками, а тем, что угрожали взять жену, близких. В этом смысле генерал мог быть спокоен за тылы. Главное, что угнетало, даже терзало его: он так и не смог стать кормильцем семьи, ее опорой. Когда его разжаловали, главным кормильцем стала Зинаида Михайловна, она по-прежнему шила по ночам. Один сын вместо того, чтобы учиться, пошел работать за 50 рублей в месяц. Вынужден был пойти работать даже больной Олег — грузчиком в овощной магазин, вместе с Петром Григорьевичем.

«Я всегда, как под дамокловым мечом, ходил под угрозой внезапного эпилептического припадка у Олега, да еще когда он будет с грузом или у открытого люка, или на лестнице».

Признали больным, а поступили, как со здоровым.

«Сталинские порядочки: на меня злы, а бьют семью. Трех инвалидов оставили без куска хлеба… Сумасшедший подрыватель престижа государства. Какова же цена такому престижу?».

Помните, как «анкета» Зинаиды Михайловны препятствовала карьере Григоренко. Теперь все поменялось: ей предлагали большую пенсию за расстрелянного мужа, если она… бросит Петра Григорьевича.

«Если бы у меня не было жены, верной своему супружескому долгу? Если бы она последовала подлому совету зам. нач. ГУК (Главное управление кадров Советской Армии.— Авт.) генерал-полковника Троценко и после моего разжалования вышла замуж? Или если бы, следуя подсказке подосланных советчиков из КГБ, пошла на сделку и, получив персональную пенсию за убитого в ежовско-сталинских застенках своего первого мужа, отреклась от меня? Или если бы она оказалась такой же беспомощной, неприспособленной к жизни, как очень многие из жен военных? Что бы я делал?»

От многого уберегла мужа Зинаида Михайловна, в том числе не только от раскаяния, но даже от советов на эту тему.

«Моей жене тоже советовали уговорить меня «раскаяться». И совет этот давали люди, мною очень уважаемые и мужественные, которые сами вряд ли пошли бы на раскаяние, но они не считали себя вправе требовать того же от старого и уже достаточно травмированного жизнью человека. Я очень благодарен жене за то, что она не довела эти советы до меня. Мне от них было бы еще труднее».

Это все — можно сказать, анкетные данные Зинаиды Михайловны, расширенная справка. По чужим воспоминаниям о человеке полно не расскажешь. А свидеться — вряд ли сведет судьба.

После публикации «Мятежного генерала» Зинаида Михайловна попросила московских правозащитников принести журналисту цветы от ее имени. Потом позвонила из Нью-Йорка.

— Приезжайте. Я хочу вам показать архив.

Зная финансовое состояние российских газет, предложила: «Я оплачу дорогу». Естественно, редакция от этой услуги отказалась.

…Неожиданно связь с Зинаидой Михайловной оборвалась. Оказалось, поднялось давление, в тяжелом состоянии ее увезли в госпиталь. В Нью-Йорк летал племянник Зинаиды Михайловны Алексей Михайлович Егоров — профессор, доктор биологических наук. Здоровье, слава Богу, пошло на поправку.

Не старость главная ее беда и даже не болезни. Одиночество — вот горе. Года два назад умер Олег — сын, тот самый — инвалид, нечленораздельную речь которого могла выслушивать и понимать только она — мать.

— Брежнев отнял у меня комнату, — вздыхал сын иногда, жалуясь самому себе.

Зинаида Михайловна написала письмо Сергею Адамовичу Ковалеву, бывшему правозащитнику, председателю Комиссии по правам человека при президенте России. Сергей Адамович — посредник, письмо адресовано президенту, в нем просьба вернуть квартиру на Комсомольском проспекте, незаконно отнятую у семьи Григоренко бывшей советской властью. Здесь, по мысли правозащитников и самой Зинаиды Михайловны, можно было бы создать замечательный мемориальный музей. Многие поколения россиян могли бы наглядно видеть, как подтачивалась и рушилась советская власть, многие учились бы здесь бескорыстному служению Отечеству.

1994 г.

* П. Григоренко «В подполье можно встретить только крыс…» Издательство «Детинец», Нью-Йорк, 1981 г.